Пролог
Московская
осень, московская осень
Погожий денёк случайно подбросит.
И память меня, словно ветер, уносит
В другую такую же точно московскую
осень.
И память меня, словно ветер, уносит
В другую такую же точно московскую осень.
Александр
Иванов и группа «Рондо»
- Милка, тащи новые полотенца. У госпожи
снова жар! - на крик пожилой женщины прибежала молоденькая горничная.
- Сейчас, сейчас поменяю на влажное полотенце! - Милка бодро зашуровала возле
больной, пытаясь помочь ей устроиться поудобнее.
На суету в комнату зашла статная женщина, её карие глаза с золотистыми
искорками взволнованно блестели.
- Что с мамой? Ей не стало хуже? Я сей же час пошлю за лекарем.
- Нет в том необходимости, поверь! - слабо прошелестело из подушек. Пожилая
женщина успокаивающе улыбнулась. На горе подушек лежала пожилая женщина. Она с
пониманием смотрела на дочь.
- Мама, но как же так! - казалось, он
была в отчаянии.
- Элиза, пойми одну вещь! От старости лекарства нет -
пожилая дама не смогла больше говорить, грудь тяжело вздымалась. Она
снова откинулась на подушки, устало сомкнула веки.
- Госпожа Элиза, маменька ваша права. Ей бы сейчас отдохнуть не помешает.
- пожилая служанка постаралась скрыть тревогу.
- Нет, я, пожалуй, останусь здесь. В кресле возле камина. Сдаётся мне, что тут
прохладно. Камин едва теплится – дама зябко повела плечами. Рина, ты можешь быть свободна – сказала
госпожа.
- Как прикажете, госпожа Элиза, велю принести ещё дров. - сказала Рина. Она вышла, старчески шаркая ногами.
- Мама, ты слышишь меня? - после мучительного молчания выдавила из себя Элиза.
- Дозволь, я подойду ближе - она осторожно приблизилась к постели
маленькой сухонькой женщины, в её карих глазах с золотистыми искорками застыла
тоска и боль.
Казалось, та не обратила на это ни малейшего внимания, мысли витали
где-то настолько далеко, что это очень напугало дочь.
- Мама, как ты? - повторила она, в прочем,
и не ожидая ответа.
Глаза старухи были открыты, но видела ли она? Вот в чём вопрос? Дочь
наклонилась, услышав невнятное бормотанье: " Лиза, дай поспать ещё
немного. Сегодня ведь выходной. Хочешь, телевизор посмотри...»
- Милка, ты слышала это? - паники в
голосе Элизы было не занимать.
- Дак жар поднялся у госпожи третьего дня как, стал быть, бредит теперь -
дрожащим голосом лепетала горничная. - С кем она разговаривает? И что такое
телевизор? Не иначе, кончается совсем госпожа! - рыдания уже были в голос.
- Беги же скорее за лекарем, он... не знаю... должен быть...
- Чай не в людской, недалече, живо приведу - Милки и след простыл.
От горя и бессилия Элиза впала в ступор. Между тем, её мать продолжала
бессвязную речь:
" Лизок, я знаю, что примерная тетушка так не поступает, но что ты думаешь
по поводу пиццы на завтрак? Готовить я сегодня не намерена!"
" Пицца? Тетушка?"
- Мама, мама - выдержка изменила Элизе Валер, она резко схватила её за грудки.
Внезапно взгляд пожилой дамы стал сфокусированным и осознанным.
Целая делегация ворвалась в покои госпожи Валер. Под предводительством лекаря,
господина Ганера, который даже не пытался
скрыть озабоченность состоянием больной.
- Анелия, вы слышите меня! Я ваш лекарь, Лазар
Ганер!
- Слышу и даже вижу - помедлив, промолвила женщина. - Оставьте меня! Все! Она
слабой улыбкой попыталась сгладить явную грубость своих слов. - Я просто...
устала... хочу побыть одна ...
Она бессильно откинулась на подушки и закрыла
глаза.
- Да, да, конечно, госпожа Анелия, вот
туточки в уголку посижу токмо, ежели понадобиться чево! - пожилая Рина была
человеком, спорить с которым не представлялось возможным, и хозяйка просто
слегка кивнула ресницами в знак согласия.
