Наталья Борисовна Долгорукая (урожденная графиня Шереметева) до сих пор считается образцом скромности, кротости и верности.
Дочь знаменитого фельдмаршала при Петре I графа Бориса Петровича Шереметева, она полюбила князя Ивана Алексеевича Долгорукого, фаворита императора Петра II.
Накануне смерти Петра II ее возлюбленный решился подделать императорскую подпись на подложном завещании. Указом императрицы Анны Иоанновны Иван Долгорукий был сослан вместе со своим семейством в Березов, но с наступлением опалы Наталья не оставила своего жениха и обвенчалась с ним. Став супругой Долгорукого, она поехала с мужем в ссылку, делила с любимым все невзгоды, родила двух сыновей.
Вскоре в Санкт-Петербург на сосланного князя поступил донос о том, что он говорит «непристойные слова» об императрице Анне Иоанновне и ее фаворите – Бироне. По делу Долгорукого было начато следствие. На допросах под пытками он рассказал о подложном завещании. По обвинению в государственной измене он был казнен (четвертован) в Новгороде. По преданию, князь проявил необыкновенное самообладание; в то время, когда палач рубил ему руки и ноги, он читал вслух молитвы, не позволив себе даже крика. Эта удивительная кротость и вместе с тем сила духа поразили современников.
Наталья Борисовна после казни мужа получила разрешение вернуться в Москву. Ее любовь к знаменитому супругу сделала ее одной из первых русских писательниц, мемуаристкой XVIII века, рассказавшей о несчастливой судьбе князя Долгорукого в «Своеручных записках…»
В 1758 году Наталья Долгорукая постриглась в монахини в Свято-Вознесенском Флоровском женском монастыре в Киеве под именем Нектарии, приняла схиму.
Ее навещали в монастыре сын Михаил и внук Ванюша. Она передала любимым сродникам заветы отца – фельдмаршала Шереметева, надеялась, что внук унаследует ее истинную веру и литературные способности, ее сговорчивый и терпеливый нрав, а не деда, человека горячего и страстного.
Одной из ее любимых молитв была «Обращение к Богородице».
Вопль к Богоматери
О чем молить Тебя, чего просить Тебя? Ты ведь все видишь, знаешь Сама, посмотри мне в душу и дай ей то, что ей нужно. Ты, все претерпевшая, премогшая, – все поймешь. Ты, повившая Младенца в яслях и принявшая Его Своими руками со Креста, Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнет горя. Ты, получившая в усыновление весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой. Из тенет греха приведи меня к Своему Сыну. Я вижу слезу, оросившую Твой лик. Это надо мной Ты пролила ее, и пусть смоет она следы моих прегрешений. Вот я пришла, я стою, я жду Твоего отклика, о Богоматерь, о Всепетая, о Владычице! Ничего не прошу, только стою пред Тобой. Только сердце мое, бедное человеческое сердце, изнемогшее в точке по правде, бросаю к Пречистым ногам Твоим, Владычице! Дай всем, кто зовет Тебя, достигнуть Тобою вечного дня и лицем к лицу поклониться Тебе.
День радости и ночь печали
Хозяйка дома Анна Петровна Шереметева, немолодая, еще красивая, в полном соку женщина, потянулась в своей мягкой постели, разомкнула веки, улыбнулась – при этом обозначились ямочки на щеках – и взглянула в окно. Над кусковским лесом выкатилось солнце, острые лучи пронзили деревья, и, будто от легкого щекотания, все живое задвигалось и проснулось. Звон, щелканье, щебетание заполнили утренний воздух. Петухи на сельском дворе подтвердили приход нового дня.
Анна Петровна натянула сползшую с полного плеча рубашку голландского полотна и снова зажмурила глаза. И лежала так еще с полчаса – не потому, что любила нежиться, а потому, что привыкла в этот утренний час обозревать мысленно день грядущий, намечая дела: кого послать в Москву за покупками, кого в огород. К примеру, управляющему Дерптских мыз надобно повелеть купить дочерям объяри – желтой, лазоревой, зеленой, а сыновьям чтобы купил золотой и серебряной бахромы на камзолы.
