Лан испуганно озирался, не в силах понять куда он попал. Раскинувшийся перед ним пейзаж напоминал красочную, но неестественную картинку. Вроде птички поют и бабочки летают, вот пчёлки-труженицы собирают нектар и пыльцу с луговых цветов, но всё какое-то плоское и слишком яркое. Горная гряда вдали пестрит всеми цветами радуги, а сама радуга такая, что на неё кажется можно легко забраться. Небо чересчур синее, облака слишком пушистые, даже коровы, пасущиеся неподалёку блестят чистой шерстью на боках, а мухи и слепни, их постоянные спутники, не вьются над бесплатным угощением. Больше всего это напоминало нарисованную детской рукой и чудесным образом ожившую картинку. Вот и чистенький домик с завитушками дыма из трубы стоит на берегу речки, среди сада с ветвями, согнувшимися под тяжестью плодов. Солнце светит, но не слепит, согревает, но не жарит и пыли под ногами совсем нет.
Осмотревшись, Лан зашагал по дороге, вьющейся среди редких деревьев и подходящей вплотную к саду. Из дома вышла розовощёкая женщина в белом переднике и с приветливой улыбкой на красивом лице, взяла в руки вёдра, стоящие на крыльце и пошла за водой к колодцу, расположенному неподалёку. Увидев Лана, она остановилась, поставила на землю вёдра и поманила его рукой. Убедившись, что мальчик повернул к дому, она открыла крышку на колодце и начала крутить ворот.
– Пойдём в дом. – Сказала она подошедшему Лану и подняла запотевшие вёдра, полные ледяной воды. – Я угощу тебя молоком с пирожками, а ты мне расскажешь куда путь держишь и почему один?
В животе у Лана громко забурчало в ответ на слова хуторянки. Женщина снова как-то заученно улыбнулась и пошла к крыльцу, на котором стояла большая бадья для воды, накрытая крышкой, куда она аккуратно, не пролив ни одной капли перелила воду из вёдер.
Внутри оказалось неожиданно светло, несмотря на небольшие окна. Посередине стоял стол, накрытый белой скатертью, на котором разместились: глиняный кувшин, две деревянные кружки и большое блюдо с горкой пирожков, накрытое кружевной салфеткой. Печь занимала добрую треть комнаты. На ней что-то булькало в чугунке, но пахло только свежей выпечкой. Везде, где только можно и где им было совершенно нечего делать, висели занавесочки, салфеточки, платочки и прихватки, всё такое кружевное и белоснежное. Cлишком чисто, даже печь сияет первозданной белизной.
– Садись на табурет. – Сказала хозяйка, ловко наливая молоко из кувшина в кружки. – Я как раз собиралась завтракать. Так как тебя зовут мальчик и куда ты идёшь, и почему один?
Лан сел, неловко снял шапку и, подумав, сунул её за пазуху. Свои сиреневые сапоги-скороходы, которые пока никак не проявляли своих качеств он, входя в комнату, решил не снимать, тем более, что женщина так и осталась в громко стучащих деревянных башмаках. Несмотря на свой юный возраст, напомню что ему исполнилось десять лет, Лан был ребёнком сообразительным, а полученные вместе с артефактами знания призывали его к осторожности.
– Меня зовут Лан, я не помню как попал сюда. Я знаю, что ищу своего брата, но не знаю куда мне идти и где я сейчас нахожусь. – Говорил он, запивая пирожки с яблоками вкусным топлёным молоком.
– А знаешь что. Оставайся у меня, пока всё не вспомнишь. Будешь мне помогать пасти коров, топить печь. Ты любишь рыбачить? В реке полно рыбы. В саду есть пасека, накачаем мёда. Ты любишь мёд? А ещё я испеку тебе пирожные, сделаю мороженное. Ты любишь мороженое? Хочешь я всем скажу, что ты мой сын, который сначала потерялся, а потом нашёлся. У меня есть книги, по которым мы будем учиться зимними вечерами, а ещё я знаю очень много сказок, ты любишь сказки? – Женщина с ласковой улыбкой взяла Лана за руку и погладила его по голове.
