0.
Что может быть обиднее? Судите сами: 31 декабря, время – 23.45, вас ждут у новогоднего стола, правда, на другом конце города, куда на тачке пилить не менее получаса, а все машины, редкие, как оазисы в Сахаре (не психи же они – праздник!), проскакивают мимо, обдав морозным ветром и выхлопом.
На город валились рыхлые хлопья белого до умопомрачения снега. Окна унылых девятиэтажек освещались бликами елочной иллюминации или просто тривиальными лампочками малопочитаемого ныне Ильича. Отовсюду доносились обрывки музыки, смех и, казалось, даже звон бокалов.
Мимо на бешеной скорости промчался приземистый «жигуленок». Отчаянно махавшую рукой Ольшу водитель проигнорировал. Можно было обругать его, но смысл?
Ольша зло подышала на ладонь, замерзшую, несмотря на двойную варежку, Риткин подарок. Все, пропал праздник…
В тот же миг с проспекта, разгоняя мутную полутьму новогодней ночи, вывернула еще одна машина. Ольша без особой надежды воздела руку.
Гляди-ка, притормозил!
Ольша рванулась к машине. Странная тачка, вместо фар – сплошная светящаяся полоса над бампером. Иномарка, наверное. Ольша пригляделась.
Точно, иномарка. Отдаленно смахивает на сорок первый «москвич», но не более, чем этот же «москвич» на пристойный автомобиль.
Дверь уползла вверх, на крышу, но Ольше уже некогда было удивляться. Мало ли чего напридумают проклятые буржуи!
– Шеф, на Намыв, полста, если за полчаса докатишь!
За рулем сидел невыразительный парень в зеркальных очках. Это зимой-то!
«Сейчас он заявит, что ему в Соляные!» – решила Ольша. Но парень качнул головой: «Залезай, мол!» Ольша, взглянув на часики (23.45), уселась рядом. Шофер тронул что-то справа от руля, и дверь тихо встала на место. Приборов и циферблатов в машине было больше, чем привык бывший советский человек.
Автомобиль мягко скользнул вперед.
– Пристегнись, – негромко попросил парень.
Ольша насмешливо уставилась на него. Зеркальные очки раздражали.
– Что, автоинспекции боишься? Они уже пьяные давно…
– Пристегнись, – не меняя тона, повторил парень.
Ольша решила не спорить – еще упрется и высадит. Ремень безопасности сухо щелкнул, сам собой выбрал слабину, принайтовав ее к креслу, удобному, как и все заграничное.
А парень вдруг развернулся и, утопив акселератор, погнал машину совсем в другую сторону.
– Э! Нам не туда! – сказала Ольша. Стало страшно. «Вляпалась!» – решила она.
Парень, не глядя на нее, ответил:
– Помалкивай.
Ольшу вдавило в кресло. Машина почему-то задрала капот, потом завалилась набок, скользнула меж троллейбусных проводов и взмыла, словно самолет. Земные огни провалились вниз.
Ольша вцепилась в дверную ручку. Мысли расползлись и попрятались. Так ведь не бывает!
Плавно развернувшись, парень повел машину (или что там?) прямо на Намыв, над рекой. Ольша затравленно глянула назад – за стеклом плясало неистовое малиновое пламя. И было очень тихо, ни гудения, ни рокота, словно двигатель вообще не работал.
«Ракета? – подумала она, чувствуя себя полной идиоткой. – Бред ведь собачий!!»
Справа и внизу угадывались очертания порта. Город сверху напоминал рой разноцветных светляков. Плясавшие за стеклами снежинки придавали ощущение сказки.
На Намыв (точнее – над Намыв) они ворвались спустя семь минут.
– Какой дом? – спросил парень вполне буднично, что-то переключая на панели управления.
Неким непостижимым образом Ольше удалось объяснить. Парень кивнул, взявшись за руль обеими руками – до сих пор он руля вообще минуты две не трогал.
