«Осень, она не спросит, осень сама придет…» Слова этой песенки как нельзя лучше характеризовали это прохладное сентябрьское утро. Удивительная пора, когда все особенное: и природа, и погода, и чистый воздух, создающий какое-то приподнятое настроение. И запах осени такой же особенный, хотя она пахнет опавшими листьями и мокрым асфальтом, но в то же время ее аромат свежий и бодрящий.
Из панельного двенадцатиэтажного дома ранним осенним утром быстрой походкой вышел молодой человек. Это был Евгений Кудрин, который, несмотря на свои двадцать три года, после окончания средней школы милиции уже второй год как работал инспектором уголовного розыска в столичном отделении милиции. А наставником ему определили самого опытного из сыщиков – капитана милиции Ерихина Льва Алексеевича. Несмотря на свою серьезную должность, Женя выглядел совсем юношей – и телосложением, и походкой, и лицом. На его счету пока не было громких дел, и это, по его мнению, определяло не очень серьезное отношение к нему со стороны коллег. Впрочем, он сам и не пытался изменить эту ситуацию, и, может быть, думал он, когда-нибудь со временем раскроются его способности как аналитика и сыщика. Да и в быту было еще не очень все устроено; он жил один, практически без мебели в однокомнатной кооперативной квартире, купленной родителями.
Женя, как обычно, спешил на работу, успевая обращать внимание на золотистые краски осени. Но в этот момент не они будоражили его мысли.
Он шел по тротуару и с удовольствием смаковал в голове события вчерашнего вечера, когда по пути домой зашел в кафетерий, чтобы поужинать. Поскольку свободных мест практически не было, он присел за столик, где в одиночестве сидела молодая симпатичная девушка. Женя отметил про себя, что у нее, помимо тонкой талии, выделялись изящные руки с длинными пальцами, а овальное лицо было обрамлено короткой модной прической из светлых волос. На высоком лбу выделялись изящно изогнутые брови, а тонкий, слегка вздернутый нос придавал лицу игривое выражение.
«Красивая снаружи девушка должна быть такой же и внутренне», – подумал Женя, увидев, как она перелистывает в руках небольшую книжицу с тиснением портрета Чехова.
– Что читаете, барышня? – спросил Кудрин с улыбкой на лице, подсаживаясь на свободный стул.
Девушка оценила его взглядом и, подняв глаза к небу, загадочно произнесла:
– Изучаю построение фраз арабской вязи.
– А вы не пробовали изучать построение фраз китайских иероглифов в сказках Пушкина про попа и балду, изданных в прошлом году на китайском языке? – съехидничал Женя.
– Я игнорирую тенденции парадоксальных изречений отдельных невоспитанных личностей, – резко ответила она и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
– Извините, барышня, я не хотел вас обидеть, – примирительно молвил Кудрин.
– Ну хорошо, я вам прощаю неуместный выпад за произнесенное слово «барышня», – ответила девушка, взглянув на него своими синими глазами, – такое прекрасное слово можно встретить только на страницах произведений русской классики.
– Если углубляться в терминологию, – с достоинством знатока словесности произнес Женя, – то это обращение к девушкам впервые появилось где-то в начале девятнадцатого века. Их уважительно называли барышнями, но точнее только в словаре Ожегова: «Барышня – это молодая незамужняя дочь из интеллигентной барской семьи, которая сочетала в себе безукоризненную воспитанность с элементами нравственной чистоты и наивности». А ваш любимый Чехов в рассказе «Баран и барышня» как раз и дает описание такой девушки.
Незнакомка с нескрываемым интересом посмотрела на Кудрина, всем своим видом показывая, что удивлена его познаниям в литературе. Ничего не говоря, она придвинула к нему поближе свою красивенькую книжечку с тиснением, и Женя отчетливо увидел мелкий текст на арабском языке. От растерянности он только и смог произнести:
