Пока дорога впереди закручивалась в гору, сумерки потихоньку взяли нас в зыбкое кольцо. Поднимаясь к перевалу, мы невольно вытягивали шеи, пытаясь удержать взглядом последние отблески над склонами. Но Земля упрямо отводила в тень Восточное полушарие вместе со Средиземным морем, островом Крит, вместе с шумными тавернами городка Спили, оставшимися позади. Десять минут – и на мир улеглась тьма.
– Останови на секунду, хочу выйти, – попросила я Ивана.
Чуть протянув после поворота, Ваня съехал на каменистую обочину, ничем не отделенную от обрыва: ни отбойником, ни хотя бы сеткой рабицей. Горное шоссе было узким, едва на разъезд двух машин, и неосвещенным, как все критские дороги вне городов и сел. Единственный плюс – дальний свет фар выхватывал более-менее прямые метров десять до поворота. Так что, выскочи навстречу нам какой-нибудь Костас, по обыкновению критян не унижающий себя мыслями о возможных помехах на пути, шансы не слететь в пропасть у нас были неплохие.
Едва я ступила на землю, прыснул из-под ног к обрыву мелкий зверек. Негромко позвякивали колокольца невидимых в темноте овец. Я глубоко глотнула апрельского ветра, точно сладкого вина за встречу с островом. Каждый раз воздух Крита служил самой верной приметой моего возвращения. Вот и сейчас чувство расширяющихся легких не портил даже дымок от сигареты, закуренной Иваном.
Надо отдать должное Ваниному терпению. Точнее, тому, как хорошо он скрывал нетерпение. День у него выдался длинный, под вечер пришлось забирать меня из аэропорта и везти извилистыми путями с севера на юг. И хотя за тринадцать лет жизни на острове Иван привык к ночной езде по серпантинам, ему не менее моего хотелось услышать гул моря, вытянуть ноги и выпить бренди. Но даже не усталость гнала его вперед. В конце дороги меня ждал своего рода сюрприз. И все внутри Ивана пузырилось от желания увидеть мои глаза и услышать мои слова.
Мы тронулись. Искоса взглянула на своего спутника. Как хорошо я знала это выражение лица! Впервые увидела его весной 1998 года во время неформального турнира по покеру среди Ивановых сокурсников по Одесскому национальному экономическому университету. Я тогда приехала из Москвы повидать и поддержать Ваню, а заодно погулять по одесским бульварам. Друг мой стал одним из финалистов турнира, а я добавила в копилку ивановедения вот этот чуть скучающий взгляд: точно сидит человек в очереди к врачу и вынужденно слушает радиопостановку «Алиса в стране чудес» – деваться некуда, но, с другой стороны, все же «Алиса», а не Валентина Толкунова. С тех пор такая мина на Ваниной физиономии служила мне сигналом о тщательно сдерживаемых эмоциях, распирающих его в данный момент…
В который раз подумала, что, помимо матери Ивана, вряд ли есть на свете женщина, которая знает его так же хорошо, как я.
Шоссе тем временем достигло перевала. В свете фар выписывали росчерки летучие мыши, шмыгали вдоль обочин куницы. Над нами дышал космос, усыпанный серебряными веснушками. Внизу дремало Ливийское море1. Дорога запетляла вниз, к южному берегу.
Вскоре показалась бухта. Словно опасаясь, что мы собьемся с пути, Луна прочертила по темной воде полоску к ней.
Не доезжая зарослей олеандров возле бухты, Ваня свернул на короткую раскатанную грунтовку. И остановился на пригорке перед неосвещенным трехэтажным зданием. Чуть левее притулилось еще одно, пониже. Прихватив с заднего сиденья метаксу, он вышел и картинно застыл в клубящихся лучах дальнего света, вскинув руку с бутылкой как знаменосец.
