Королевство Бермон долгие годы было оплотом мира и процветания. Но как свидетельствуют летописи, нет таких стен, что устоят перед разрушением, когда в их тени плетутся нити заговора.
Север. Граница с Королевством Атрея.
Холодная, безжизненная снежная пустыня раскинулась под свинцовым небом, словно бескрайний океан, чьи волны разом застыли, превратившись в ледяные дюны. Они вздымаются и опадают, простираясь до самого горизонта, создавая обманчивую и пугающую иллюзию бесконечности. Морозный ветер, беспощадный и неутомимый, воет над этой пустошью, взметая в воздух мириады острых снежинок, что сверкают, как осколки разбитого зеркала. Они хлещут по лицу, цепляются за одежду, проникают под воротник, неся с собой колючее, пронизывающее до костей ощущение одиночества.
Здесь нет ни троп, ни ориентиров – лишь хаотично разбросанные обломки замерзших скал, немые свидетели далёкого времени, когда эта земля ещё дышала жизнью. Теперь они торчат из-под снега, чёрные и острые, словно клыки громадного зверя, уснувшего в вечном сне. Кажется, ещё миг – и земля содрогнётся, и чудовище пробудится. Но настоящая опасность таится не в них. Под пушистым, недавно выпавшим снегом скрываются глубокие трещины, невидимые глазу. Один неверный шаг – и хрустящая корочка проваливается, открывая синеватую бездну. Снежные мосты рушатся без предупреждения, а на дне подобных пропастей кружат ледяные вихри, затягивающие всё живое в свою пучину. Эта земля не прощает ошибок, и каждый новый шаг может стать последним.
Тишина в этой пустыне – самая большая иллюзия. Стоит остановиться и прислушаться, и сквозь свист ветра проступает тяжёлое, гнетущее молчание. Мороз здесь – не просто холод, а живое, дышащее существо. Он кусает за щёки до багровых пятен, жжёт лёгкие на вдохе едким холодом, пробирается сквозь самые тёплые меха, заставляя тело цепенеть, а пальцы – терять чувствительность.
Но истинный ужас начинается, когда пустыня просыпается. Погода меняется в одно мгновение: ещё минуту назад небо было просто серым, а теперь оно сливается с землёй в сплошную, бешено крутящуюся белую пелену. Начинается пурга. Ветер воет так, будто кричат сами души замёрзших путников, затерянных в этом ледяном аду. Снег несётся не сверху вниз, а горизонтально, миллиардами острых игл, слепя и режа кожу. В такие минуты мир перестаёт существовать – нет ни верха, ни низа, только ослепляющий, оглушающий хаос, в котором можно заблудиться и замёрзнуть, сделав всего несколько шагов в неправильную сторону.
И посреди этой бескрайней, мёртвой пустыни, будто насмешка над самой жизнью, встаёт ледяная стена. Она разрывает землю и небо надвое, растянувшись на сотни километров тяжёлым, вечным шрамом. Сложена она не просто изо льда, а из тысячелетней мерзлоты, такой плотной, что в её толще застыли миллионы крошечных кристаллов, похожих на осколки гигантских алмазов. Под тусклым солнцем она слепит до боли в глазах, а глубокой ночью начинает светиться изнутри холодным сиянием, отбрасывая на снег длинные, неестественные тени. Её высоту невозможно охватить взглядом. Запрокинешь голову – и взгляд упирается в острые, неровные пики, что теряются где-то высоко-высоко, в клубах вечно бродящих по ветру облаков. Кажется, у неё нет верха, будто она врастает прямо в небосвод.
Никто уже не помнит, чья рука её возвела. Жители редких пограничных деревень, выходя утром из своих низких изб, первым делом с тревогой вглядываются в туманную даль, проверяя, на месте ли сверкающий гребень. А вечером, поспешно захлопывая скрипучие ставни, провожают её взглядом, полным суеверного страха. Они привыкли к её холодному блеску, но горячо надеются никогда не встретиться с теми, кто скрывается по ту сторону.
