Три месяца, пять дней и – Светлана посмотрела на часы – четырнадцать часов с того момента, как она в последний раз видела своего сына.
Не то чтобы она считала. Просто цифры сами врезались в память, как осколки битого стекла. Каждое утро она просыпалась и первой мыслью было: ещё один день без него.
Двушка на окраине пахла остывшим чаем и тоской. Светлана сидела за кухонным столом, заваленным распечатанными отчётами о магических инцидентах, и пыталась сосредоточиться на очередном докладе. Попытка номер двадцать три за сегодня.
– Инцидент номер 4327-Б, – бормотала она, водя пальцем по строчкам. – Несанкционированное использование левитации в продуктовом магазине. Свидетель – один, память скорректирована службой Чистки. Ущерб – пять разбитых банок томатной пасты.
Захватывающе.
Магистрат дал ей кабинет. Небольшой, на десятом этаже, с видом на парковку. Официально она советник по связям с людьми. Неофициально – её там не очень-то рады видеть. Слишком много вопросов. Слишком много взглядов. Слишком много шёпота за спиной: «Это она, бывшая без магии, что связалась с культом Мага-Демона».
Поэтому Светлана предпочитала работать дома. Получала отчёты по электронной почте, отправляла свои заключения туда же. Личные встречи – только когда неизбежны.
Да и сама мысль о ежедневных поездках на работу вызывала раздражение. Просыпаться в семь. Ехать в переполненном метро. Сидеть в офисе под чужими взглядами. Возвращаться вечером. Как обычные люди. Как будто у неё обычная жизнь.
У неё не было обычной жизни с того момента, как память вернулась.
Маркиз лежал на подоконнике, греясь в редких октябрьских лучах солнца. Хвост лениво подёргивался в такт её бормотанию.
– Спасла мир дважды, – протянул он, не открывая глаз, – а теперь сортируешь документы о летающих помидорах. Карьерный рост очевиден.
– Томатная паста, – машинально поправила Светлана. – И она не летала. Банки левитировали.
– Принципиальная разница.
Светлана отложила доклад и потёрла виски. Головная боль стала её постоянным спутником за эти месяцы. Врачи сказали бы – стресс. Она знала точнее – пустота. Огромная, звенящая пустота там, где должен был быть сын.
Она видела его один раз после той ночи. Издалека, возле школы. Денис шёл с друзьями, смеялся над чьей-то шуткой. Обычный пятнадцатилетний подросток с рюкзаком на одном плече. Он заметил её, остановился. Несколько секунд они смотрели друг на друга через улицу. Потом он кивнул. Просто кивнул. И повернулся к друзьям.
Этого кивка хватило Светлане, чтобы продержаться ещё неделю.
– Ты опять думаешь о нём, – констатировал Маркиз, наконец открыв глаза.
– Я всегда думаю о нём.
– Это нездорово.
– А что здорово? – огрызнулась она. – Притвориться, что у меня нет сына? Что я не отдала за него всё?
Маркиз помолчал, потом спрыгнул с подоконника и запрыгнул на стол, аккуратно обходя стопки бумаг.
– Света, – его голос был на удивление серьёзным. – Ты отдала за него магию и пятнадцать лет памяти. Это уже сделано. Нельзя вернуть время. Но можно не тратить остаток жизни на самобичевание.
– Я не бичую себя.
– Ты сидишь дома до полуночи, разбирая отчёты о разбитой посуде, потому что не хочешь ложиться спать и видеть одни и те же кошмары. Это не самобичевание?
Светлана открыла рот, чтобы возразить, но не нашлась что сказать. Проклятый кот был прав. Как всегда.
Телефон завибрировал на столе. Незнакомый номер. Светлана нахмурилась – обычно ей звонили только с корпоративных линий Магистрата или Болт раз в неделю проверить, жива ли она.
– Алло?
Молчание. Потом – дыхание. Нервное, частое.
– Алло? – повторила она.
– Это… – голос был молодым, неуверенным. – Это Светлана Гордеева?
Сердце пропустило удар. Она знала этот голос. Слышала его всего один раз, три месяца назад, в подвале.
