«Я верю в то, что вижу.
Ты видишь то, во что веришь».
– Вы же всем этот вопрос задаете? – мне не удалось скрыть раздражение в голосе.
Обстановка в комнате была словно содрана из кадров фильма об образцовой советской интеллигенции. Какого-нибудь академика или иного научного деятеля, москвича в третьем поколении, коему по праву рождения достались предметы интерьера и роскошной меблировки царских времён. Казалось, этому времени полностью соответствовала и моя собеседница.
Сидящая напротив меня старушка выглядела весьма опрятно и ухоженно. Её осанка имела форму коромысла, словно прогнувшегося под весом прожитых лет, взваленных на хрупкие плечи. Седые без примеси волосы, были по-старчески собраны в пучок на затылке. Лишь ее взгляд, и только он, отражал чувство необычной внутренней силы и особого достоинства. Глаза будто не принадлежащие этому телу, горели жизнью и внимательно изучали меня сквозь очки в дорогой, винтажной оправе. Не то что бы я разбирался в антиквариате, но учитывая какую плату за полтора часа сеанса взимала горячо рекомендованная мне как специалист особа, она наверняка могла позволить себе самое лучшее. И все это чудовищным образом контрастировало с единственным предметом убранства, ультрасовременным, ортопедическим креслом, в котором она восседала.
– Не то важно, какими ключами или отмычками мы пользуемся, а то, что находится за дверью, которую мы пытаемся отворить. Если вы не доверитесь мне, я буду не в состоянии помочь вам.
Она снова заставила меня чувствовать себя виноватым. Интересно, этот навык можно приобрести, отработать или это строго врожденное?
– Мое самое яркое воспоминание? – наконец сдался я – Из детства я мало что помню, а если что и приходит в голову, не может оказаться полезным, – промямлил я и почти физически испытал тяжелый, укоризненный взгляд старушки.
Мы погрузились в молчание на две – три минуты. Ничего не шло в голову и наконец я просто переключил свое внимание на размеренный, низкий стук, производимый высоченными напольными часами, стоявшими напротив меня. Этот звук одновременно помогал мне осознать действительность происходящего и в то же время вводил в состояние легкого гипноза или скорее чуткого сна.
И тут, в мою благостною дремоту, уютно окутавшую разум и тело, ворвалась по-юношески дерзкая энергичная и Бог знает что возомнившая о себе мысль.
– А сны ведь можно назвать воспоминаниями? – и не дожидаясь ответа продолжил – Есть один сон, который я помню из прошлого лучше всего, что происходило со мной наяву. Он повторялся неоднократно и возможно, поэтому так отпечатался в памяти.
– Он длинный? – прервал меня голос со стороны.
– Кто? Сон? Обычный, но он тревожил меня много лет, и каждый раз в нем происходило что то, чем он отличался от предыдущего.
– Если длинный, то лучше перенести его на следующий сеанс, в оставшиеся пять минут мы едва ли уложимся – уверенно, не оставляя надежд на обжалование своего решения заключила она.
Во мне проснулись чувства сравнимые с теми, что испытывает ребенок, которому не дали досмотреть до конца вечерний мультик и отправили в койку, выключив телевизор. Это не ускользнуло от старушки, встретившей мой взгляд, добродушной улыбкой. Одним рывком поднимаясь из кресла я произнес – Большое спасибо! – про себя же подумал, в общем-то и не за что.
Пробуждение ничем не отличалось от обычного, после подобных сновидений. Резкие, глубокие вздохи, сердце бьется с пугающей частотой. Глаза не успевают присмотреться в полной темноте, но уже приходит осознание, рядом никого, я один. Значит это точно оно, пробуждение, наконец. Третий час ночи. Программа удовлетворения полуночных потребностей тоже вполне обычна. Холодильник с ледяной минеральной водой, туалет, проверяю газ кухонной плиты, дергаю замки входной двери – все, обратно в кровать. Лишь бы не вернуться в прежний сон, такое бывает редко, но все же случается.
