Темпоральная бутылка лежала в моих руках – пыльный артефакт 24-го века, когда человечество еще верило, что можно обхитрить время. Последний привет от отца, пропавшего в туманности NGC-7293.
"Замечательно," – пробормотал я, вертя эту штуковину. – "Вместо наследства получил антикварную бутылку."
Старая технология. Затейливая гравировка, тусклое стекло, никаких инструкций. Типично для отца – оставить загадку вместо нормального объяснения.
В школе нам вдалбливали историю темпоральных артефактов. Настоящий бум 24-го века – цена как у боевого крейсера, а каждый мечтал отправить в прошлое выигрышные номера лотереи. Корпорации уже считали прибыли, ученые полировали места под нобелевские медали.
А потом выяснилось, что в 99% случаев бутылки создавали сообщение не в нашей временной линии, а в параллельной. Все данные превращались в бесполезный мусор. Конец великой темпоральной лихорадки.
Теперь, в 3565-м, Земля стала высокотехнологичным кладбищем. Население едва дотягивает до жалких процентов от пика 21-го века. И дело не в пандемиях – просто зачем размножаться, если живешь пятьсот лет? Искусственное вынашивание запретили под угрозой настоящей смерти – той, от которой не спасет ни клонирование, ни перенос сознания.
Диаграмма нашего общества проста: 10% сверхбогатых бессмертных и 90% таких как я – бедняков, грызущихся за каждый год жизни сверх стандартного пакета в 100 лет. И всё это в мире, где ИИ делает практически всё лучше людей.
Единственный наш козырь – нейробуст-симбиоты. Не из жалости элита оставила эту нишу нам. Просто инженеры не смогли воссоздать квантовую природу человеческих нейронов. Симбиоз ИИ и человеческого мозга остается единственной технологией, превосходящей чистый искусственный интеллект.
Конечно, система контроля работает безупречно. В официальных каналах говорят о технических ограничениях, но в дешевых барах нижних уровней шепчутся: элита просто боится слишком умных конкурентов.
Я невесело усмехнулся, вспомнив ключевой момент. Имплантацию можно сделать только до 20 лет – потом мозг теряет пластичность, и риск отторжения становится смертельным. За эту привилегию предлагают кредит на 100 лет корпоративного рабства. Если, конечно, родители не оставили тебе состояния вместо пыльной бутылки.
Завтра – последний день перед операцией. Я выбрал имплант космопилота, как отец. Внутрисистемные рейсы уже давно под контролем ИИ, а вот межзвездные полеты по-прежнему требуют симбиотов. Моя генетика дает преимущество – у детей пилотов совместимость выше на 37,4%.
"Прости, папа, но твое исчезновение стало моим счастливым билетом," – подумал я с горечью.
У пилотов жизнь длиннее. Парадокс относительности: на околосветовой скорости время замедляется. Пока на Земле идут десятилетия, для экипажа проходят месяцы. Минус очевиден – все твои знакомые стареют и умирают, пока ты бороздишь пустоту. Настоящий дом пилота – его корабль, все остальное – временные стоянки.
Я повертел бутылку, изучая пробку. "Была не была," – решил я. Завтра превращусь в симбиота, стану другим существом. Сегодня – последний шанс узнать правду.
Сломал печать. Перевернул бутылку. Из стекла медленно выплыло облако светящейся пыли, образуя голограмму. Лицо отца – измученное, с глазами, видевшими слишком много космоса.
"Сын, если ты смотришь это сообщение, значит я не вернулся из NGC-7293. И значит, я нашел то, что искал."
Я замер, впитывая каждое слово.
"Бутылка – просто приманка. Настоящее наследство – координаты, зашифрованные в молекулярной структуре этого сообщения. Они приведут тебя к тому, что изменит судьбу не только твою, но и всего человечества."
Отец всегда был скромным парнем. Конечно.
