«Никогда никому не доверяй», – говорила ей бабушка с детства. А Лельке было ее жалко. «Ведь сколько же бабуле досталось пережить, чтобы так говорить. Бедная моя, бедная», – думала Лелька и жила по-другому. Да Лелька иначе и не могла. Она верила всем и всему. Всем, кто был рядом, всем, кто был в телевизоре, всем, кто что-то вещал по радио, а позже – всем, кто пишет в инстаграме. «Вот как с этим жить?!» – спросите. Трудно. Но Лелька жила. И когда ее в очередной раз кто-то обманывал, она сильно переживала. Не за себя, а за тех, кто ее обманул, представляете? Она говорила: «Как же они с этим жить-то будут?» Вот. Грустила, конечно, но не долго. А потом снова все забывала и снова всем верила. Такой вот была наша Лелька. Звали ее, вообще-то, Леной, а Лелькой ее называла бабушка, так вот и осталась она для всех Лелькой. Росла Лелька в любви и сама всех любила. Просто всех любила, всех людей, без исключения. «Не может быть, – скажете, – что за блаженная такая?!» И я бы не поверил, если бы не знал Лельку с детства. И что меня удивляло – так это то, что, заговорив впервые с любым человеком, она тут же становилась его доверенным лицом. Как ей это удавалось, непонятно, но это было именно так.
Зайдя в автобус и усевшись рядом с какой-нибудь теткой, она обязательно обращала внимание, удобно ли той сидится, не мешает ли ей тяжелая сумка. И пока доедут до нужной остановки, они уже прощались, как старые знакомые, успев поговорить обо всем начиная с погоды и заканчивая проблемами тетки с внуками. Спросите, зачем ей это было нужно? Не знаю. Просто она была такой. Над Лелькой часто подшучивали друзья, но, поняв, что ей это было по барабану, перестали, видя, что это бесполезно. Лельку ничто не меняло. Она топала по жизни с широко открытыми голубыми, как небо, глазами и совершенно открытой для всех душой. А еще она была страшной хохотушкой, ее радовало все: дождь, ветер, случайная мелодия из окна и просто теплый асфальт, по которому она обожала шлепать босиком. И особая тема о том, как Лелька смотрела кино. Нет, она не смотрела кино, она просто проживала фильм вместе с его героями. Рыдала от любой слезинки героя, переживала изо всех сил и так радовалась хорошему финалу как будто это в ее личной жизни случилось нечто прекрасное. Выходила из кинотеатра вся сияющая и ликующая. А уж если финал был печальным, горю не была предела. Выходила мрачная и молчаливая, и стоило только попытаться ее успокоить, она взрывалась тирадой негодования и отчаяния. И было бесполезно говорить, что это всего лишь кино.
Кстати, подруг у Лельки, как ни странно, было не много. Ее как-то побаивались, что ли. Слишком она была не похожа на всех. Сплетничать не любит, обсуждать кого-то тоже. Но, впрочем, Лельку это не огорчало. Ей не нужны были подруги, если ей хотелось поговорить, она просто выходила на улицу и всегда находила собеседника.
Однажды я не удержался и спросил ее: «Почему ты ко всем людям относишься так, будто это твои родственники или друзья?» Лелька подняла на меня свои голубые глаза, в которых я увидел недоумение, и ответила: «Ну ведь так и есть. Мы ведь все на одной планете родились». Представляете, логика? А потом, помолчав, добавила: «Каждый человек должен понимать, что он не один на Земле, понимаешь?»
Я не понимал. Тогда не понимал. Но от слов Лельки стало как-то… зябко, что ли. Я вдруг почувствовал то самое одиночество, о котором говорит Лелька. Мы ведь действительно, по большому счету, все одиноки. Кому есть дело, кроме родителей, кто мы и что мы? Любим ли мы гречку или макароны, о чем грустим? Кому есть до этого дело? Видимо, Лелька чувствовала это одиночество, особенно тогда, когда не стало ее бабушки и родителей.