Тетя Роза румянила щеки розовым, наверное, имя обязывало. Надо сказать, что ее моложавому лицу это придавало очень цветущий вид. Из-за веселого нрава и отменного чувства юмора, а может, вовсе не из-за этого, а просто из-за небольшого роста, все, даже едва знакомые люди, неизменно называли её очень ласково – Розочка или девушка. Несмотря на то, что у нее подрастала пятнадцатилетняя красавица внучка, о которой говорили:-Ну просто копия бабушки! Тетя Розочка молодилась, цвела и пахла французскими духами из последних сил. А Валерий Петрович, встречая их вместе галантно открывая двери подъезда, произносил: «Девочки, вы близняшки?»
Все в ее жизни было хорошо, она улыбалась и только изредка, когда ей что-то не нравилось и она быстро хотела уйти, хваталась за левую, упруго торчащую грудь и, опустив глаза, всем своим видом показывала, что ей сейчас не до политических прений, театрально болезненно произносила: – Ой сэрцэ! Сэрцэ не касалось таких мелких неприятностей, как порванные босоножки или просроченная виза в Израиль во время карантина, эти вопросы она решала на раз и весело.
Когда порвались любимые босоножки, она их отнесла в сапожную мастерскую, где работали молодые ребята – очень живописная пара: голубоглазый блондин, лет тридцати, и кареглазый брюнет лет 28. Оба обходительные, старательные, работают, всем своим видом показывая: любой каприз за ваши деньги. А деньги за оторванный ремень босоножки выходили таки приличные, потому что просто так приклеить или пришить его невозможно, нужно обязательно поменять стельку, перебрать весь босоножек. Пусть перебирают, подумала Розочка, будут как новые, мне в них удобно – это главное.
Через пару дней таки был повод порадоваться, потому что, когда она разговаривала со старушкой Дусей, между прочим, своей ровесницей, ей позвонил молодой человек из сапожной мастерской. Дуська бросила резвый взгляд на телефон, где высветилась фотка с надписью «Сережа», навострила уши, сжав губы в тонкую нить.
А Розочка расцвела: -Ой, думала завтра на свидание идти, так сегодня вызывает, ну, пока, Дусенька, пойду подрумянюсь.
В мастерской Розочку ждали любимые босоножки. Оглядев их со всех сторон, она обнаружила, что ремешок пришит задником вперед; и ее удобная обувь превратилась в не одеваемую, от слова совсем, хотя стелечки были новенькие, розовенькие. Немного помолчав, подперев маленьким кулачком тонкую талию над крутыми бедрами, она сказала:
– Нет, я ценю, конечно, ваш креатив, но это надеть на ногу невозможно. Дайте мне посмотреть в глаза этому гениальному ребенку, собравшему такую конструкцию.
Нужно сказать, что почти весь ее рабочий стаж состоял из тройки десятков лет вот с такими особенными детьми средней образовательной школы, и пенсия была раз в10 меньше, чем зарплата сапожника.
Голубоглазый Сережа оглядел обувь и весело выдал, что его напарник сто процентов молдаванин, поэтому напартачил.
–Да деточка, подхватила Розочка, разрешаю вам переделать вашу работу, тем более, что оценку за нее вы уже получили, имея ввиду выложенную сумму за ремонт.
Возвращаясь домой мимо неизменно сидящих у подъезда работников радиосарафана, она удовлетворенно вздохнула, мельком выпустив из глаз счастливых веселых зайчиков, и услышала шепот: – Надо же, все по свиданкам шастает, сколько ей лет?
Через пару дней, нарумяненная, в густых буклях, над большими глазами и естественно-черными бровями, с повязанным на шее розовым шарфиком, Розочка отчиталась перед оскалом подъездных аксакалов: – Спешу на свидание к Сереже.
Мимо возвращалась в других босоножках, на танкетке, но все отметили, что из-за свиданий она стала как-то стройнее.
