Дорога первая. «Mi cadea fra le braccia»
E lucevan le stelle…
И сверкали бы звёзды,
e olezzava la terra…
И земля бы благоухала,
stridea l'uscio dell'orto
И упала бы в мои объятья…
Пуччини. Ария Каварадосси «E lucevan le stelle» («Тоска»)
* * *
Один выстрел.
Второй… Стекло разлетелось вдребезги.
И вот, наконец, рухнула стеклянная броня, отделявшая мой мир от вечности.
Последний глоток любимого красного.
Как прекрасно вино. Только сейчас его тонины раскрыли истину. Я забирала с собой тёплую землю Тосканы, утомлённую любовными ласками солнца и влажным тёплым воздухом, вкус винограда, к гроздьям которого, словно к груди девственницы, с трепетом прикасались заботливые руки винодела.
«E non ho amato mai tanto la vita!» – моё любимое место в арии слилось с откровением.
Нога стояла на краю.
Кровь цвета вина медленно вытекала из раненой ступни.
Последний глоток.
Ария обрывается, как крик.
И на слове «la vita» я делаю шаг наверх в пустоту неба.
* * *
Вся моя жизнь – путь к этому прекрасному мигу падения.
Вселенская боль – последняя отчаянная нота, оборвавшаяся на главном, никогда не будет допета.
Темнота… Блаженна.
Темнота остановила бессмысленный бег моей жизни. Я ушла красиво.
Я не хочу больше в этом участвовать.
Жаль только тело, которое впечаталось в асфальт бесформенной грязно-бело-кровавой массой. Оно когда-то было прекрасно.
Темнота, успокаивающая, снимающая боль воспоминаний, отступает.
Калейдоскоп из звуков-запахов-мыслей, осколков всей жизни и…
Eщё раньше – до жизни.
Влажное тепло темноты. Рваная вибрация сердца. Сжимающий моё тельце страх матери. Мама…
Мать – первая вселенная. Ты впитываешь её суть…
Страх острыми краями впивался в меня. Им были заражены околоплодные воды, он нарушал ритм её пульса. Я стучала ножками и ручками, мне было душно и страшно.
Я родилась раньше времени – маленькая, слабая, но злая. Орала на этот мир, в котором было слишком много страха. Я жадно ела, чтобы стать крепче, я дёргала руками и ногами, чтобы зацепиться за что-нибудь, кроме удушливого страха. Убежать.
Мама всё время плакала. Её слёзы обжигали моё лицо. Я чувствовала себя виноватой. Это злило, я ещё громче орала. Мама чаще плакала.
В четыре года меня отправили в круглосуточный детский сад.
* * *
Мне показывают картину. Документальное кино. Отлично! Несите попкорн! Жаль, у меня нет больше рта, чтобы его жевать, и задницы, чтобы удобно развалиться в кресле.
Эй, вы! Что вы хотите от меня? По-вашему, это интересно – кино о моей жизни? Я всё знаю! Не тратьте моё время! Мне не жаль себя, мне не жаль никого из моей жизни. Я всё поняла и всё про неё знаю, ведь я сама была сценаристом и режиссёром своей жизни.
Всё, чего я вожделею, – пустоты и забытья. Я хочу слиться с ними и исчезнуть навсегда. Просто отпустите меня в темноту!
* * *
Холодно.
Темно.
Маленькая девочка жмётся к отцу в грязной электричке. Я узнаю себя. Жалость пронзает меня. Почему я хочу взять руки этой бедняжки и согреть их? Я хочу обнять её, успокоить. Девочка думает, что она виновата в болезни мамочки. Для того чтобы мама выздоровела, ей надо уехать надолго из дома. Бедняжка. Я забыла о тебе…
Душный вагон подземки. От станции метро мы с папой долго идём среди огромных домов. В нашем посёлке таких высоких домов не было. У нас старые дачи, пятиэтажные дома, озеро и сосны.
Папа оставляет меня среди чужих и бесформенных тёток в зелёных халатах.
Детский сад – детский ад пятидневки. Зачем мне это видеть снова? Я не люблю держать в памяти болезненные воспоминания.
Картинка возвращает меня в тот год.
Я перестала есть. Мир не был больше опасным. Он стал безликим и скучным.
Ночью я долго не могла заснуть. В окнах домов напротив нашей огромной детсадовской спальни я видела другую жизнь. Там были большие семьи, там мать стояла у плиты, накрывала на стол. Там у сестёр были братья. Там все говорили, смеялись, ссорились и мирились друг с другом. Там были уютные бабушки и добрые дедушки. Я лежала в холодной застиранной постели и не понимала, что со мной не так. Почему я проживаю среди чужих людей и детей эти склизкие и безвкусные, как холодная манная каша, дни? Я боялась, что папа меня не заберёт. А когда долгая дорога на метро, холодной электричке возвращала меня домой, там по-прежнему пахло лекарствами.
