Я никогда не чувствовала себя более унизительно, чем в этот миг. Стояла на коленях перед парнем и в тысячный раз просила прощения! Конечно, знай я тогда, что он из себя представляет, вряд ли даже словом обмолвилась бы, но сейчас… Сейчас всё совершенно иначе.
– Вы же понимаете, что для моего отца это просто нереальная сумма? У него нет таких денег, – просипела я, сжимая пальцы. Старые шрамы на них ныли от засасывающей бездны в груди. – Он отдаст бизнес, мы перепишем квартиру в центре города, продадим машины, возьмём займы…
– Этого всё равно не хватит, Марина, – улыбнулся кредитор, прожигая меня своим взором. – Он предлагал мне старшую дочь на откуп. Красавицу, умницу…
Я стиснула зубы и попыталась проглотить ком, застрявший в горле, стараясь не представлять, как больно будет Кате, когда она узнает об этом.
– Но даже девственная шлюха не стоит таких денег. Даже если вы все три… – он бросил на меня красноречивый взгляд и взболтнул лёд в стакане с явно крепким напитком, отчего холодные кубики звякнули о стекло, – сдадитесь мне в сексуальное рабство на всю оставшуюся жизнь.
Мне стало плохо. Нет, он ясно дал понять, что ему не нужны секс-куклы, но и выхода никакого не предлагал. Слишком большая сумма, чтобы прощать. Слишком большая, чтобы позволить нам самим найти выход. Отец связался с плохими людьми, это очень хорошо чувствовалось в поведении парня, разыгрывающего шахматную партию. И в его друге, который смотрел на меня с такой же насмешкой и абсолютным безучастием.
– Так зачем ты пришла, Марина, зная, что расплачиваться твоему отцу со мной нечем? – Он протянул руку к шахматным фигурам и сделал первый ход знаменитыми «Е-два – Е-четыре». Прошлую партию он проиграл как полный профан.
– Просить не убивать отца, – едва слышно произнесла я, опустив взгляд.
Тот рассмеялся в ответ. Рассмеялся зло и неприятно, отчего я покрылась мурашками. Ведь этот смех не сулил ничего хорошего.
– Он продал каждую из своих дочерей, Марина. Продал тебя и твоих сестёр, как обесцененные вещи.
Я зажмурилась, сдерживая слёзы, пытающиеся пробиться через стену отчуждения. Он был прав. Отец пытался откупиться нами за свой карточный долг, но… Я прекрасно знала: если отца убьют, следующими станем мы с девочками. Так какой смысл во всём? Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать, чем всё закончится, если папа умрёт. Может, со смерти мамы он и стал козлом, но… Я знаю, ему нет оправданий. И даже такое горе не очистит его передо мной и девочками. Но я верила, что всё можно изменить. Ему просто нужно очнуться. Понять, что со дня, когда в его жизни не стало главной женщины, прошло много времени и нужно возвращаться.
Да, больно. Да, принимать действительность тяжело, но нам, его дочерям, это сейчас необходимо. Он топит себя и утягивает нас следом. Я не уверена, что смогу и дальше тащить старую дырявую бригантину под названием «семья».
В комнату вошёл какой-то мужчина в чёрном костюме. Он передал заимодавцу отца папку, в которую тот немедленно заглянул и увлёкся чтением. Я же продолжила попытки как-то смягчить его.
– Ваши люди избили и довели папу до сердечного приступа, – проговорила, почти задыхаясь от разрывающей изнутри боли. – Если он умрёт, ваша расписка станет ничтожной.
– Если он сдохнет, долг перейдёт по наследству. Думаю, никто из вас не посмеет отказаться, – подтвердил он мои предположения о своих намерениях в отношении нас. – Поэтому в ваших же интересах решить эту проблему как можно скорее. – Кредитор посмотрел на доску, снова сдвинул пешку. – Он говорил, ты окончила курсы секретаря руководителя?
Я не отрывала взгляда от шахматной доски, а потому прекрасно видела положение фигур на ней. Они разыгрывали дебют, но практически сразу перешли в эндшпиль.
