Когда парень неожиданно раскрыл глаза, я растерялся и рефлекторно ударил Адониса краем рукоятки пистолета. Он болезненно вскрикнул и попытался закрыть голову руками. По его виску потекла струйка крови. Я не остановился на этом и иступлено приложил его еще пару раз, что-то нечленораздельно выкрикивая, словно умалишенный. В этот миг я вымещал на нем весь свой страх и горечь. Парень бессильно обмяк, потеряв сознание. Вся подушка была в красных каплях, которые медленно впитывались в материал.
Я отшатнулся от Адониса. Воздух со свистом покидал мою тяжело вздымающуюся грудь. Обагренные чужой кровью пальцы дрожали. В душе было какое-то опустошение. Мой горящий взгляд не отрывался от разбитого лица парня. Почему я не убил его, когда он открыл глаза? Видимо, подсознательно я еще не готов совершить убийство. Одно дело, если, к примеру, убивает Чертовка, и совсем другая песня, если должен я собственноручно совершить этот поступок. Вот только мне обязательно надо решиться на него.
Я навел пистолет на бесчувственное тело Адониса и нервно облизал губы. Черт! Я даже разозлиться на него не могу! Он вел себя со мной предельно вежливо и корректно! Хоть бы оскорбил разочек. Вот мразь воспитанная!
Неожиданно мой взор упал на гримуар, который выскользнул из-под футболки, когда я бил парня. Он лежал на полу, раскрывшись на каком-то заклятии. Я наклонился над книгой и не сумел сдержать возглас удивления. Строки, выведенные на странице, описывали заклятие, которое было способно частично лишить человека памяти! Невероятно! Совпадение или кто-то почуял мои внутренние терзания и подсказал, как не убивать Адониса, и, в тоже время, выкрутиться из сложившейся ситуации? А может быть, это проявился дар родителей? Ох, не знаю… не знаю… И вряд ли я когда-нибудь доподлинно узнаю об этом. Возможно, я даже на досуге поразмыслю над тем, что сейчас произошло, но не в данный момент. Теперь мне не стоит терять ни секунды и углубиться в изучение заклятия.
Схватив гримуар, я начал читать его. Если исходить из формулы, представленной в описании, то моих параметров и силы Таланта хватит на то, чтобы Адонис забыл всё, что с ним происходило, начиная со вчерашнего полудня. Действия, которые нужно было совершить для этого, являлись малоприятными, но уж лучше так, чем убивать его.
Сначала мне пришлось пошарить в шкафу парня, найти там два ремня и привязать его ноги и руки к кареткам кровати. Затем я засунул ему в рот носок, дабы он не кричал. Адонис все так же не приходил в сознание. Я отвесил ему несколько достаточно сильных оплеух. Его глаза приоткрылись. В них мгновенно вспыхнул фитиль ужаса. Лицо исказила гримаса страха.
Не колеблясь, я решительно вытащил нож, который всегда носил с собой, неглубоко воткнул его в грудь парня и уверенно сделал длинный надрез. Адонис заметался на кровати, силясь избавиться от пут. Он пытался истошно вопить, но импровизированный кляп заглушал все его звуки, позволяя издавать лишь мучительное мычание.
Я быстро положил на пол какое-то полотенце, найденное в шкафу, а затем обмакнул кончики пальцев в крови парня. Потом я начал выводить в воздухе те символы, которые были нарисованы в гримуаре. Делал я это аккурат над полотенцем. Мазки получались бледными и прозрачными – это означало, что для заклятия не хватало боли носителя крови.
Тяжело выдохнув и заскрипев зубами, я сделал еще несколько надрезов на теле Адониса: уже более глубоких и болезненных. Парень стал дергаться так сильной, что захрустели его запястья и щиколотки. Зрачки Адониса расширились до передела, сквозь них можно было увидеть темное море ужаса и боли. Но все это было не зря, я добился нужного уровня страданий – незаконченный ведьмовской знак налился цветом.
