10 января 1773 года. Пятница
Сегодня я пришла на работу к Питеру в два часа дня, во время его обеденного перерыва, чтобы лично разобраться в законах. Все общежитие было в панике, когда пришел последний счет за жилье. Мы с Питером сидели в его адвокатской конторе и пытались найти хоть что-нибудь, что поможет спасти наш дом. Но мы прекрасно понимали: дело гиблое.
– Где сейчас Карл? – спросил Питер.
– С матерью, по делам поехал, – ответила я, ковыряясь в бумагах.
Мы не теряли надежды, почти молились. Три часа бессмысленного перелистывания страниц не привели ни к чему. Когда наши глаза уже совсем ничего не видели, Пит сел на диван, я же легла, положив голову ему на ноги. Ричардс откинул голову назад и гладил мои волосы, чтобы успокоить меня. Он сам невероятно нервничал, и поэтому я в ответ гладила его левую руку. Стояла полнейшая тишина. Когда часы пробили пять, я спросила:
– Как у тебя дела с Салли?
– Все отлично! Ну а у тебя?
– Просто потрясающе!.. Если бы не эта проблема…
– С домом? – предположил Питер, тяжело вздыхая.
– Да… Неужели ничего нельзя сделать?
– Можно.
Питер поднял голову, смотря вниз на мое заинтересованное лицо. Иронично улыбнулся и предложил:
– Заставить детей попрошайничать…
Я не оценила шутки и стукнула Питера в грудь. Тот сделал вид, будто я сломала ему ребра.
– Не смешно, – зло заявила я, вставая. – Я серьезно… Как не допустить выселения?
Пит еще раз тяжело вздохнул, поднял меня, взяв под колени, и прижал к груди. И я с радостью к ней прильнула. Одну руку он положил мне на талию, вторую – на затылок. Нежно и обессиленно проговорил:
– Не знаю, Эли… Не знаю…
– Что же будет делать Кейт с грудничком на руках на улице?
– Не дай бог…
Обнявшись, мы сидели еще полчаса. После чего я отправилась домой.
25 января 1773 года. Суббота
Все, абсолютно все жильцы собрались в гостиной в одиннадцать вечера. Не по радостному поводу: скорее по траурному. Кейт даже рыдала. Я стояла рядом с Карлом, он меня нежно обнимал. На диванах сидели дети, Кейт и миссис Ричардс, все остальные стояли. Все семнадцать человек, включая меня, ненавидели конверт, который лежал на журнальном столике. Он поверг нас в страх. Пришло письмо в пять вечера. Миссис Норрис первая прочитала его. Я была второй, потому что в то время мы вместе ужинали. Письмо извещало хозяйку о том, что постоялый двор и его территория переходят во владение королевства. И всех жильцов до тридцатого января просили освободить здание. Выселение…
– Что же теперь делать?! – причитала Эмма.
– Мы не можем освободить дом, – возмущалась миссис Тайлер. – Как же дети?!
– А что нам еще остается? – нервничал мистер Браун. – Строить баррикады?
– Да хоть бы и баррикады! – рыдала миссис Норрис. – Как я могу покинуть этот дом?! Здесь все мое! Здесь даже моя память…
Карл оторвался от меня и пошел к матери. Он крепко обнял ее, и его глаза тоже немного намокли, наверное, потому, что он не мог выносить ее слез:
– Не надо, мама… Что ты, жизнь не заканчивается…
– Потеряв дом, я потеряю все!…
– А как быть мне? – спрашивала Кейт. – Я буду рожать на улице?
Мистер Смит пытался ее успокоить словами, что нервы повредят ребенку. Мое сердце разрывалось. Я ненавидела всю Англию за такие законы.
– Элизабет, Питер, – обратился к нам Карл. – Вы же копались в этих правилах, неужели ничего не нашли?
Я помотала головой.
– Нужно вернуть долг, – сказал Питер, – это единственный выход. А строить баррикады – по меньшей мере глупо. Нас за это могут посадить. За сколько мы задолжали?
– За полгода, – ответила миссис Норрис. – Сумма непостижимая.
