На чердаке было душно и жарко. Августовское солнце, основательно раскалив за день железную крышу садового домика, превратило маленькую комнату в настоящую сауну. Я настежь распахнул окно, стянул с себя влажную футболку, сел на диван, положил на колени белую папку и открыл ее. Ни названия, ни имени автора – печатный текст начинался с самого верха первого листа…
Когда он в третий раз увидел деревянный столб с полустертой надписью “№ 45“, то окончательно понял, что сошел с ума. Другого объяснения просто не существовало. За последний час он пытался выйти из леса на железную дорогу трижды, и всякий раз оказывался там, откуда начинал – у этого проклятого столба. Заблудиться он не мог, – знал эти места, как свои пять пальцев. Он и сейчас прекрасно понимал, где находится и в какую сторону надо идти. Только проку от этого не было никакого. Лес, знакомый с детства, не хотел отпускать его.
Он сел на поваленное дерево, поставил на землю корзину с сильно помятыми грибами и скинул с плеч мокрый рюкзак. Страшно хотелось курить. Сунув руку в карман куртки, он вытащил разбухшую от воды пачку сигарет. Осторожно достал одну сигарету и критически осмотрел ее. Сигарета пропиталась водой насквозь, и выкурить ее не было никакой возможности.
"И угораздило же меня свалиться в эту вонючую канаву" – подумал он и в который уже раз пощупал здоровенную шишку на затылке. Два часа назад, переходя по скользким бревнам мелиоративную канаву, он поскользнулся, ударился головой об эти бревна и упал в воду. Сколько он находился без сознания, сказать было трудно – показалось, что какую-то долю секунды, однако промокнуть он успел основательно. Очнулся он по пояс в воде. Вокруг в коричневой жиже плавали грибы. Ему еще повезло, что упал вниз ногами. А мог бы воткнуться ничего не соображающей головой в илистое дно и поминай, как звали. Он выловил корзину и остатки грибов, кое-как выжал одежду, вылил воду из резиновых сапог и огляделся по сторонам. Что-то его уже тогда насторожило, что-то было не так.
"Странно, как резко изменилась погода!" – удивился он. Действительно, только что светило солнце, дул порывами ветер – комаров разгонял, и на небе не было ни облачка. А теперь все небо заволокло серой пеленой облаков. Невесть откуда взявшийся туман стелился над болотом, смазывая очертания дальнего леса.
Он натянул мокрые сапоги и решил, что надо двигать в сторону дома. И тогда вдруг неожиданно вышел к знакомому столбу в первый раз. Столб стоял там, где и должен был стоять – на перекрестке двух тропок. Его удивило то, как быстро он от болота дошел до столба, буквально отошел каких-нибудь триста метров от канавы с мостиком из бревен, тропинка повернула, и он увидел столб. Обычно на это требовалось не менее получаса.
"Может, задумался и не заметил, как пришел" – решил он. Но особо размышлять над этим вопросом не стал – от мокрой одежды было холодно, хотелось поскорей домой. И он пошел по тропинке вдоль канавы в сторону железной дороги…
Он отбросил испорченную водой сигарету в сторону и встал. В четвертый раз пытаться вернуться домой тем же путем не имело смысла, надо было придумать что-нибудь новенькое. Закинув за плечи влажный рюкзак, в котором болталось около трех литров брусники, он взял корзину с остатками грибов и пошел по тропке, но уже не по той, что вдоль канавы, а перпендикулярной к ней. Он знал, что если идти все время прямо, в любую сторону, то обязательно выйдешь или на железнодорожную насыпь или, на худой конец, к окружной военной бетонной дороге. Третьего было не дано – этот участок леса представлял собой широкий серп, который образовывали железная дорога и бетонка. А он точно знал, что находится внутри этого серпа, так что все дело было в затраченном на хождение времени. Его электронные часы после купания кроме серого прямоугольничка не показывали ничего, так что о том, какой теперь час, оставалось только гадать. По его прикидкам было около трех часов дня, а может и больше, учитывая его бессознательное пребывание в канаве. Если бы хоть какой-нибудь намек на солнце! Он с надеждой посмотрел на небо. Плотная пелена равномерно серого цвета заволокла все небо до горизонта. Казалось, она спускалась до самой земли и плавно переходила в серый туман. Но больше всего поражала тишина. Такой тишины он в лесу еще не слышал. Когда до него дошло, что давно уже вокруг никто не чирикает, не пищит, не жужжит, и даже листья на осинах не колышутся, он испугался, и долго стоял не шевелясь, пытаясь уловить хоть малейший звук. И не услышал ничего. Испугавшись еще больше, он закричать во все горло:
