Герцог затушил лампу. От нескольких часов непрерывной работы глаза устали и слезились – он не мог больше смотреть на огонёк. А небо сегодня было безоблачно, и бледно-розового света, лившегося в окно, хватало, чтобы убрать за собой.
Когда работа спорилась, он мог просидеть в своей мастерской хоть до самого утра. Мог забыть о времени и вообще не спускаться вниз день или два. Сегодня он управился рано, но это было лучшее из всего, что он сотворил. Возможно, он никогда больше не повторит подобного успеха. Его руки уже немолоды, и подводит зрение. Если бы в Ильхо была хоть толика его жажды познания и созидания, но…
Герцог прибрал инструменты. Он всегда держал рабочее место в чистоте и порядке. Строгость и дисциплина, строгость и дисциплина – повторял он себе – вот те столпы, на которых зиждется воплощение в жизнь любой идеи. Где бы он был, кем бы он был, если б в голове его гулял ветер, а к своему делу он относился безалаберно? Ответ каждый божий день находился перед ним – его сын, что наверняка – он знал это – шлялся всю ночь по острову в поисках развлечений и острых ощущений. А сам Герцог в его возрасте уже знал, что такое тяжелый труд, и готов был многим пожертвовать ради воплощения собственных идей.
Надо бы обязать Ильхо провести несколько дней в Цехах. Это должно пойти мальчишке на пользу.
Инструменты были разложены по холщовым чехлам и убраны: те, что поменьше, – в ящики стола, побольше – в сундук. Бумаги с эскизами и чертежами – свернуты и сложены в корзины. Стеклянный сосуд, в котором еще недавно трепыхалась и билась синяя искра, бережно спрятан в шкаф под замок. До новой поставки, которой следует ждать не раньше, чем через месяц-другой, он ему не понадобится.
Не удержавшись, Герцог подошел к большому, в человеческий рост, стеклянному ящику, что был установлен у стены. Образец спал, пока. Искра была помещена внутрь всего час назад, а это значит, что пробуждения следует ждать не раньше обеда. У него будет время подготовиться и еще раз как следует все обдумать.
Для этого образца отведена особая роль.
Герцог отошел к окну.
Замок спал. В саду под башней было тихо и сумрачно, а в распахнутые настежь окна дышала душистой прохладой мирная островная ночь. Спокойные нынче воды океана ловили гребешками волн отсветы туманности, раскалывающей небосклон пополам.
Места красивее и умиротвореннее, пожалуй, не было на целом свете, и до глубокой старости, до самой смерти он будет вынужден видеть один лишь этот пейзаж, не сулящий никакой пищи для разума.
Раздался оглушительный звон. Герцог вздрогнул и резко обернулся лишь для того, чтобы увидеть, как, разметав осколки своей темницы и распахнув резную деревянную дверь, его творение скрывается на лестнице, ведущей вниз.
Он постоял так какое-то время, соображая, почему же в этот раз искра сработала иначе. А потом его губы тронула тонкая улыбка. Герцог снова бросил взгляд в окно: на погруженные в тишину Цеха, возвышающиеся по другую сторону острова, на пляжи, скрытые от его взора густой зеленой порослью, на спящий городок – единственный на острове.
Улыбка сделалась и мрачнее, и веселее.
Так или иначе, игра началась.
– Ты проспал завтрак.
Такими недовольными словами его встретила тетка. Она одна осталась за столом к тому времени, как он спустился.
Ильхо беззаботно пожал плечами. Он слышал, что у аристократов есть некий этикет, строгий распорядок дня, традиции и прочая ерунда. Но все это осталось там, на Большой Земле, которую он, к слову, совсем не помнил. А здесь – кому это нужно?
Отец всегда завтракал в своем кабинете. Кузина, теткина дочь, тоже предпочла бы вставать, когда ей заблагорассудится, но мать была с ней строга. В жизни же самого Ильхо время и вовсе не имело значения. Когда ложиться? Когда вставать? Он сам себе был хозяин, и никто ему был не указ.
