1
Мои руки сжимали ручку зонта в виде головы дракона, отчаянно пытаясь нащупать в ней хоть какие-то признаки жизни, а ноги, повинуясь другой команде весело перебирали ступеньки лестницы, изо всех сил стараясь как можно быстрее вынести моё, всё ещё человеческое тело на улицу, залитую жёлтым солнечным светом.
Что-то неуловимое, но простое; что-то трудно осязаемое и, возможно, именно поэтому до конца неосознанное; что-то иррациональное, называемое человечеством интуицией или предчувствием; что-то неописуемое незримо витало в воздухе и прокладывало мой сегодняшний путь…
Куда я двигался?
Конечно же, в счастье.
Зачем?
И здесь всё просто…
Если ты хочешь куда-то попасть – единственное, что необходимо делать – это идти. Молча перебирать ногами. «Молча» здесь не лишнее слово. Ещё Пифагору было известно о волшебной силе слова и о том, что реальность, какой бы она ни была, воспринимает единожды высказанное слово как проявленную материю, как свершившийся и уже реализовавшийся факт и она – реальность – более не заботится об осуществлении сказанного.
Она, реальность – не заботится.
Вы же сами можете заботиться сколько угодно.
Однако, и результат будет строго пропорционален именно вашим усилиям и возможностям – усечённым, но никак не природным – широчайшим.
Пифагор, например, заставлял своих учеников молчать, иногда даже месяцами, но не заставлял их сидеть обездвижено, ибо «перебирать ногами» можно и нужно не только внутри себя – мысленно, но и обязательно снаружи – телесно…
Куда я двигался?
Конечно же, в счастье.
Ведь другой дороги, кроме как в счастье, у природы просто не существует, что бы там нам не казалось в каждом из пройденных и нелепо потраченных временных мгновений, и даже – в каждой из прожитых жизней.
Человек всегда движется в сторону своего счастья, какой бы извилистой ни была его дорога, сколь непростым и отвесно-горным не случился бы его путь.
Даже самоубийца, стоящий на самом краю человеческой жизни уверен что его последний шаг в пропасть принесёт ему не что иное как успокоение, а значит – лишит его горестей и тревог, избавит от унылости бытия и одним, последним ударом истребит все существующие несчастья, оставив нетронутым лишь его личное, уже им где-то отобранное или у кого-то завоёванное – его персональное, ни с кем неделимое счастье.
И в его понимании этот последний удар пусть и болезненен, но мгновенен, пусть и горестен для окружающих, но нисколько не обременителен для него самого. Ибо достаточно часто можно решиться на одно болезненное мгновение ради спокойной и счастливой вечности.
Потому что таков его собственный путь в его собственное вневременное счастье…
Иначе, зачем этот последний шаг?
Зачем я сегодня вышел из дома? Зачем я делаю это каждый день? Зачем я бегу навстречу времени?
Зачем? Зачем? Зачем?
Стоит ли вообще задаваться этим заведомо ложным вопросом?
Стоит ли искать на него ответ?
Стоит ли требовать этот ответ у природы, которая выражает себя через доступные нам мысли и воплощает себя же в уже произнесённых словах и ставших видимыми реальностях?
Ведь нельзя найти выбор там, где его нет, а искренне спросить себя «зачем» можно лишь тогда, когда выбор всё-таки есть.
Когда выбор наличествует и пребывает.
Когда выбор бытует.
Когда он бурлит, водится.
Когда выбор живёт и клокочет…
Когда выбор главенствует!
Спросить себя «зачем» можно только тогда, когда выбор уже покинул своё прошлое, когда он уже стал настоящим, но ещё не успел достичь своего будущего, ведь будущее у любого выбора – лишь его упразднение и разрешение – его принятие, его конец, его гибель…
Будущее выбора – его смерть…
Вопрос «зачем» имеет лишь только одно право – право возникнуть, и это право не твоё – это право самого вопроса и, соответственно, не тебе решать когда это право будет использовано. Но, кроме права возникнуть, вопрос имеет ещё и обязанность, и тоже единственную – обязанность быть отвеченным или разрешённым. И эта обязанность самого вопроса становится уже твоим личным правом – правом вникнуть и разобраться, правом понять, правом ответить – правом выбрать…
