Из зеркала смотрело чужое лицо. Макияж и прическа совершенно мне не шли, но моего мнения никто не спрашивал. Синяки мастерски замазали, я сама забыла про них, пока визажист не стала давить на кожу сильнее, вызвав приступ боли и заставив меня поморщиться. На разбитую бровь наложили швы, но врач сказал, что сделали это слишком поздно, скорее всего, останется шрам. Сейчас это место аккуратно загримировали, и в глаза оно не очень бросалось. Сил играть выбранную роль перед этими людьми нет, но впереди самое существенное событие, на котором нельзя ударить в грязь лицом и сорваться. А почему нельзя?
Предательские руки дрожали, выдавая нервное напряжение, пришлось сжать ладони в кулак и сложить на коленях. Так их поведение бросалось в глаза только визажисту и парикмахеру, перед которыми мне не обязательно изображать стойкую невозмутимость. Они – обслуживающий персонал и должны понимать мое положение. Наблюдая за тем, с каким спокойствием и равнодушием две женщины занимаются моим внешним видом, догадываюсь, что они не понимают.
– Нет, Кристина, – неожиданно раздается властный, но одновременно нежный голос женщины, заставляющий обратить на нее внимание немедленно. Парикмахер вздрогнула, отошла в сторону и перевела взгляд на миниатюрную блондинку в кресле посреди комнаты. На ее лице отражалось несвойственное ему раздражение, но мой взгляд в первую очередь задерживался на огромном животе. Пытаясь догадаться, на каком она месяце, я случайно понимаю, чем вызван негатив блондинки, – она не должна быть похожа на меня, ты в своем уме? Сделай с ее головой что-нибудь другое, – фыркнула принцесса Елена, продолжая копаться в черной прямоугольной пластинке, очень напоминавшей телефон, но большего размера.
– Да, миледи, – проговорила смущенно парикмахер и оценивающе осмотрела мою голову. Сейчас волосы были не сильно завиты и аккуратно уложены с вплетенными в них розовыми цветами. Образ мне совершенно не шел, а вот женщине на кресле – наоборот, очень даже. В этот момент у нее именно такая прическа, но вместо цветов ряд прядей обвит серебряными нитями с поблескивавшими камнями. Супруга наследного принца была настоящей красавицей, с этим не поспорить, и даже Катрина ей в подметки не годилась. Меня представили девушке по настоящему имени, и ее брови в тот момент сразу сдвинулись к переносице. Создавалось впечатление, словно я одна до сих пор не понимаю, что такого в моем имени и продолжаю играть неизвестную мне роль. Правду принцу мог сообщить только один человек, и вот о нем думать совершенно не хотелось. Пока в голове складывалась лишь одна картина – Лорд Алистер раскрыл Геннадию мой секрет, чем спас от неминуемой казни или хотя бы отсрочил ее на неопределенное время. Что тогда грозит самому блондину за это? Главное, лишь бы не смерть. Сглатываю ком в горле, но это не помогает. На груди застыл тяжеленный булыжник, никуда не собиравшийся оттуда исчезать. Паршивое чувство, а самое ужасное, что никто вокруг не расскажет правду, пока не придет время, а значит, не лишит меня этой тяжести.
Вздохнув, парикмахер взялась за работу, продолжая издеваться над моими волосами, в то время, как визажист наоборот, закончила и сложила инструменты, кучу флакончиков и баночек в поясную сумку на молнии. Сделав перед принцессой реверанс, мастер тихо вышла из помещения. Теперь осталась только прическа, ведь наряд уже подобран и надет заранее. На данный момент мне все равно, что они делают, во что наряжают и как красят. Я должна быть мертва на протяжении нескольких часов, но по какой-то причине казнь откладывалась, и никто не озвучивал мне ее. Очень надеясь, что эта причина все же не носит важного для меня имени, стараюсь не думать о будущем, ведь его нет. По сути, сейчас я больше не человек, а просто ходячий труп, который зачем-то временно нужен принцу Геннадию в таком виде. Завернутая в красивую обертку и с красочной этикеткой поверх нее.
