Это вроде как сон, давний кошмар, такой жуткий, он преследует меня ночами, а порой мучает и днем.
Жан-Мари Леклезио. «Золотая рыбка»
Чернота, неведение, не жизнь…
И вдруг – какие-то разговоры, чьи-то слова… Они донеслись издали, приглушенно-гулко, словно бы звучали в каком-нибудь подземелье… Наверное, это и было подземелье… Храм…
Храм…
Точно – храм!
Темные своды, горящие смолистые факелы, каменные идолы жестоких богов… И круглые плиты с привязанными к ним молодыми людьми – полуголыми черноволосыми юношами… Зачем они здесь? Почему?
О боги! Эти плиты – жертвенники, а юноши – жертвы! Вот и жрецы с выбритыми висками, в заляпанных кровью накидках из человеческой кожи!
Господи, опять этот кошмар?
Что же, Кецалькоатль не победил? Все оказалось напрасным?
– О великий предок! – Упав на колени, красивый молодой человек в богатом, из перьев кецаля (кецаль одна из самых ярких птиц, хвостовые перья которой, синие и зелёные, достигают 35 санитметров), плаще вытянул вперед руки. – О великий Асотль, услышь меня! Обращается к тебе Куатемок, внук великого тлатоани Ауисотля, племянник Моктекусомы… Этих пленников-тлашкаланцев, – молодой человек кивнул на жертвенники, – я дарю тебе. Прими их сердца и души, поверь, это были достойные воины и было очень непросто захватить их в плен.
Куатемок?
Это имя ничего не говорило Асотлю…
Когда-то Асотль был повелителем, строил Теночтитлан, издавал законы, правил… Приходилось и воевать. Он пытался, изо всех сил пытался очистить свое царство от крови, от мистических оргий, проводимых жрецами во славу жестоких богов. Тескатлипока, Уицилопочтли, Тлалок… Пожалуй, только Кецалькоатль – «Пернатый Змей» мог обходиться без человеческих жертв. И Асотль приказал заменить человеческие сердца цветами…
Борьба с влиятельными жрецами оказалась очень и очень непростой, правда, было на кого опереться – на молодых и верных друзей, на хитрого и коварного жреца Куэкальцина Четыре Пера, на Тла-Тла – юную служительницу богини порока и удовольствий, на Ситлаль, наконец, обожаемую супругу, Звездочку – именно так переводилось ее имя. Дочь Ачитомитля, правителя Колуакана, стала верной женой и неоценимым помощником Асотля во всех его начинаниях.
Ситлаль… Звездочка…
Нежность охватила все существо Асотля, и лишь громкие слова молящегося Куатемока снова вывели его из забытья…
– …моего великого дядю, тлатоани Моктекусому…
Что-то здесь было не так!
Дрожащий свет факелов, запах сосновой смолы и запекшейся крови, жертвенники, жрецы… Все как обычно. Но все же, все же!
Жертвенники.
Ну да. Их здесь – раз, два, три… семь. Три плиты слева, три – справа, ко всем привязаны пленники, около каждого – нетерпеливо переминающиеся с ноги на ногу жрецы с обсидиановыми ножами. Ишь, ждут, сволочи.
Не перевелись. Так-то мешики выполняли его, великого Асотля, заветы!
Жертвенники – круглые, с резными узорами плиты. Три – слева, три – справа. Шестеро юношей… Шесть – не очень-то счастливое число, куда лучше было бы пять, семь или девять.
Семь. Семь плит – семь жертв. И одна – в центре – пустая! Непонятно, мало того – неправильно!
Четверо жрецов – отвратительных, пропахших человеческой кровью чудовищ – незаметно окружили молящегося. А тот их не замечал!
– …И еще прошу тебя, великий предок…
Вот, наконец заметил! И рванулся в сторону, вернее, попытался…
Четверо жрецов накинулись на него, хватая за руки и за ноги, вот уже потащили к жертвеннику, распяли.
– Прими, великий Асотль, самую главную жертву! – Цинично усмехнувшись, один из жрецов – самый пакостный и безобразный – выхватил из-за пояса нож из вулканического стекла…
И тут же ударил. Но тот, что на жертвеннике, дернулся. И нож проскочил мимо сердца. Совсем непозволительный промах для жреца!
