Инкарцерон

Кто может измерить бескрайность Инкарцерона?

Его залы и виадуки, его пропасти?

Только человек, познавший свободу,

Понимает, что он в тюрьме.

Песни Сапфика

Финн лежал ничком, прикованный к плитам транзитной магистрали. Его широко раскинутые руки были так сильно придавлены тяжестью оков, что он едва мог оторвать запястья от земли. Лодыжки опутала скользкая металлическая цепь, пропущенная через закрепленное в мостовой кольцо. Он не мог даже вдохнуть полной грудью – только лежать, чувствуя щекой холод камня. Цивилы появятся рано или поздно.

Он почувствовал их приближение раньше, чем услышал: дрожь земли, сперва едва ощутимая, нарастала, пока не передалась и ему, заставляя вибрировать каждым нервом. Затем донесся гвалт голосов в темноте, грохот движущихся повозок, медленный глухой лязг колесных ободьев. С усилием повернув голову, он откинул с глаз грязные космы и отметил, что прикован точно поперек дороги – колеи словно пронзали его тело.

Пот стекал по лбу. Рукой в перчатке Финн ухватился за стылые цепи, подтянулся и сделал вдох. В едком воздухе стоял запах машинного масла.

Звать на помощь пока рано. Они слишком далеко и ничего не услышат сквозь этот грохот, пока не пересекут огромный зал. Надо не пропустить момент. Чуть опоздаешь – и повозки уже не остановить, они его просто раздавят. В отчаянии Финн старался не думать о том, что возможен и еще один вариант: они увидят и услышат его, но им будет все равно.

Огни.

Маленькие огоньки ручных фонариков. Он принялся сосредоточенно считать: девять, одиннадцать, двенадцать; затем начал снова, чтобы добраться до того спасительного числа, которое поможет избавиться от тошноты, подкатывающей к горлу.

Уткнувшись носом в разодранный рукав – стало чуть удобнее, – Финн подумал о Кейро, его ухмылке, издевательском тычке напоследок, прежде чем тот проверил надежность замков и ушел в темноту. «Кейро», – с горечью прошептал он.

Гигантский зал и невидимые галереи поглотили шепот. В пропахшем металлом воздухе висел густой туман. Повозки лязгали и громыхали.

Теперь он уже мог разглядеть бредущих людей. Они появлялись из холодного мрака, укутанные с ног до головы настолько, что трудно было разобрать, дети это или согбенные старухи. Наверное, дети: если у цивилов и остались старики, они ехали бы на повозках вместе с добром. Рваный черно-белый флаг был прицеплен к переднему возу. Финн смог рассмотреть рисунок на гербе: птица с серебряной молнией в клюве.

– Стойте! – закричал он. – Эй! Сюда!

Грохот механизмов сотрясал пол так, что ныли кости. Финн напрягся, когда тяжелые, мощные повозки оказались почти рядом; смрад множества немытых тел ударил в нос, скрежет и бряцание поклажи оглушали. Он замер, борясь со страхом, неустанно проверяя себя на прочность, не дыша, не позволяя себе сломаться. Потому что он Финн Видящий Звезды, и он справится. И все же, словно из ниоткуда, на него обрушился панический ужас. Финн приподнялся и заорал:

– Слышите меня?! Стойте! Стойте!

Они приближались.

Грохот сделался нестерпимым. Теперь уже Финн выл и бился в попытке разорвать цепи, потому что инерция груженых повозок неумолима. А значит, его раздавят, сомнут, он умрет в медленных, невыносимых муках.

И тут он вспомнил о фонарике.

Пусть крохотный, но все же фонарик у Финна был. Кейро позаботился об этом. Подтянувшись на цепи, Финн вывернулся и сунул руку под одежду. Кисть свело судорогой. Холодный цилиндр выскальзывал из пальцев.