«Люди никогда не видят то, существование чего им кажется невозможным».
Терри Пратчетт
Вчера вечером, перед тем как лечь спать, он забыл закрыть шторы, хотя всегда делал это уже автоматически: обычное движение – одно из многих, совершаемых нами без всякой мысли, просто на каком-то физическом уровне. Если такие моменты попытаться отслеживать, то окажется, что человек довольно примитивное существо, ведь большее из того, что он делает, является всего лишь привычкой, дрессировкой своего собственного тела. А философы несколько преувеличивают его значимость: «Человек – это синтез бесконечного и конечного, временного и вечного, свободы и необходимости», как сказал Кьеркегор. Кирилл старался не слишком углубляться в это, считая, что жизнь на самом деле гораздо проще устроена. Но проснувшись утром, он удивился: первым, явившимся перед его глазами, был снег, падающий большими белыми хлопьями – снег, за которым ничего другого не было, не существовало как будто более ничего, кроме этой картины в окне. И если бы не болтающиеся по краям окна шторы… И к тому же, если не перемещать свое внимание на какие-то предметы, а, не отводя взгляда, смотреть только перед собой, то можно было бы решить, что ты проснулся в каком-то другом мире, о котором тебе ничего неизвестно. А ему и не хотелось отводить взгляд, словно это снежное падение завораживало его. И эта абсолютная тишина движения снежных потоков погружала в такой покой, какого он не испытывал никогда раньше. Просто дышать и быть: не вставать, не спешить, ничего не хотеть – всё уже случилось. Я проснулся: я сплю, – подумал он, или эта мысль пришла к нему оттуда, где берет свое начало этот бесконечный снег. Ведь должно же быть начало? А если в бесконечном мире нет ни начала, ни конца? И только здесь – в нашей реальности существуют такие понятия. Они заданы, вроде некой точки отсчета, будто для того, чтобы оттолкнуться ногой от берега и уплыть в эту жизнь, где тебе суждено было появиться и существовать в определенном пространстве, огороженном от других пространств, но ты предназначен именно этому или оно предназначено тебе. И невозможно за него выйти. Ни-ког-да.
Он вспомнил, как недавно прочитал у Колриджа: «Что если вы заснули и увидели сон, и что если в этом сне вы полетели на небеса и там сорвали прекрасный неземной цветок, а когда проснулись, этот цветок был у вас в руке? Что тогда?». В то время эта фраза вызвала в нем совсем другие чувства: он усмехнулся и сказал: «Бред какой-то, но с точки зрения литературы – красиво, конечно». Почему же сейчас его так поразила эта мысль? Что случилось такого необычного за одну ночь? Ничего. Зазвонил будильник, и он открыл глаза, и больше не закрывал их, как ему казалось. Конечно это так, иначе не приходили бы подобные мысли, потому что во сне я не думаю, – говорил он, будто убеждал в этом самого себя. Но все происходило только в его голове, а весь он уже находился под плещущими потоками, стремительно падающими из душа на его тело и обнимающими своим теплом. Он стоял под струями, как под струнами, играющими на его коже мелодию воды. Это ласковое прикосновение полностью пробуждало ото сна. И заряжало той энергией, в которой была сила природы, заключенная в металлические трубы, как будто в органные, резонирующие на доступной им высоте, когда через них проходит сжатый воздух, называемый музыкантами ветром. И эта льющаяся музыка вырывалась из своего заключения каждый раз, когда он поворачивал кран. Он бы мог стоять так очень долго, обтекаемый ею со всех сторон, впитывающий ее посредством своих пор, находящихся не только на коже, но и глубже – там, где брало начало течение всей его жизни, растекаясь по тонким ручейкам вен и кровеносных сосудов, по нервным окончаниям, позволяющим ему чувствовать все, что происходит в нем, с ним и за очерченными пределами его тела. Однако внутреннее ощущение времени торопило его двигаться по жизни в определенном ритме, из которого выйти было невозможно, будто в нем была заложена некая программа, созданная самой природой еще при его рождении. Так ему казалось, и он не знал, откуда возникло подобное понимание. Кирилл повернул кран в обратную сторону, и все вернулось в прежнее состояние: поток исчез, оставляя лишь капли на коже, и то на короткое время, пока их не стерли махровым полотенцем одним махом. Затем он прошел на кухню, энергичными движениями вытирая на ходу волосы, одновременно высушивая их. В общем: всё было, как всегда, пока пространство ограничивалось его квартирой. Но во дворе начинался «о дивный новый мир»
