Шторм не утихал второй день кряду. Капитан, его помощник и десять пассажиров – все «население ковчега» со странным для такой развалины, как эта прогулочная яхта, именем «Сирена» расползлись по своим каютам, кто спать невозмутимым и спокойным сном праведника, кто столь же невозмутимо потреблять дорогой виски, ловя бокалом горлышко бутылки, кто страдать до рвоты от нескончаемой, изматывающей качки.
Некоторым из бедолаг, а именно мне, пришла в голову, надо полагать, под вой разъяренного ветра чрезвычайно счастливая мысль – порассуждать о жизни и о Боге, тем самым коротая драгоценное время, беспощадно пожираемое стихией, когда все остальные занятия бесплодны в виду неустойчивого положения земли, извините, палубы под ногами и перегруженной работы возбужденного до предела мозжечка.
Накрепко пристегнув себя к хромированным поручням узкой койки ремнем и галстуком (что оказалось под рукой), я смог расслабиться телесно и предаться возведению многосложных и многоярусных философских конструкций, затратив при этом уйму душевных сил на извлечение из глубин подсознания необходимых «кирпичей», что в сопровождении хохота самого морского дьявола, глухо лупящего в борт плетьми волн, создавало дополнительные сложности с концентрацией внимания, как это бывает у начинающего канатоходца, и жонглированием (им же) отдельными мыслями, находясь все на том же «канате».
Итогом посещения собственного «цирка сознания» стали следующие гиперболы. О чем человеку говорить с Богом, если Бог знает все, а Человек – ничего? Только слушать.
О чем душе говорить с Богом, когда душа, как часть Его, знает также все? Только молчать.
Тогда кому и когда разговаривать с Богом? Разговор с Богом – это бытие, существование самого Бога на всех планах.
Я удовлетворенно улыбнулся, мне показалось, что сейчас, прыгая по бушующему морю в этом откровенно ненадежном корыте, я отыскал смысл жизни, вернее сказать, подобрал его определение. Надо бы записать, удержать в голове, которая беспрестанно билась о переборку, столь ценную «находку» не получится. Я поискал глазами что-нибудь, что могло бы заменить мне письменные приборы, но все подходящее давно было сброшено стихией на пол и перекатывалось внизу, куда взор мой проникнуть не мог. Пошарив в карманах, хвала Небесам, я обнаружил ключи от дома и, на секунду задумавшись, решительно приступил к порче имущества Капитана, владельца «прекрасной «Сирены», которая незаметно для себя в пылу борьбы с солеными накатами обрела наколочку на пропитанной олифой доске, сделанную неверной рукой, но мудрым (как мне хотелось думать) сердцем: «Твоя жизнь, Человек, и есть разговор с Богом».
Вы верите в «знаки свыше»? Я – нет, до сего момента, ибо в эту самую секунду, когда моя рука с усилием поставила (проковыряла ключом) точку в конце предложения, буря, мучившая нас двое суток, прекратилась. Стоит над этим подумать, решил я, но позже, и, счастливый оттого, что болтанка закончилась, принялся освобождаться от собственных пут. Не успело еще затекшее тело откликнуться благодарностью, как в дверь постучали и голосом Помощника Капитана сообщили, что всех просят собраться в кают-компании.
Ремень был вдет в брюки, галстук, изрядно помятый, очутился на шее, пиджак, служивший мне в качестве подушки последние сорок восемь часов, занял полагающееся ему место на моих плечах, и я, не глядя в маленькое зеркальце на двери, вышел в коридор, слегка пошатываясь на застывшей неподвижно ввиду случившегося штиля палубе.
Кают-компания изначально представляла собой трюм, но, как и сама «Сирена», после переделки из рыболовецкой шхуны в прогулочную яхту приобрела лоск полированных досок, но не утратила нет-нет да и пробивающийся сквозь старательно выкрашенные элементы обшивки едкий запах рыбы. Капитан выглядел как человек, только что покинувший кресло салона красоты; чисто выбритый, с безупречной укладкой, наглаженный, источающий аромат дорогого парфюма и непоколебимую уверенность в каждом движении. При том, что собирался я довольно быстро, оказался последним, все пассажиры были уже здесь и ждали только меня. Извинившись, я занял свободное место на мягком диванчике прямо возле приоткрытого иллюминатора, с наслаждением вдохнув свежий морской бриз. Капитан неторопливо обвел всех присутствующих, как мне показалось, слегка насмешливым взглядом и, взвешивая каждое слово, произнес:
