– Я знаю, что мы много чего сегодня сделали, – сказала я своему мужу Филиппу после того, как мы уложили детей и навели порядок. – Но о чем мы говорили?
– Я не знаю, – ответил Филипп, по обыкновению, прямо. – О чем обычно, наверное. Я, правда, не помню.
Мы сидели в нашей бостонской квартире после очень активных выходных, составляя планы на следующую неделю, как делали каждое воскресенье. Нам надо было составить расписание до понедельника. Но все равно, несмотря на наши лучшие побуждения, мы обычно что-нибудь да забывали. Просто всегда нужно так много всего держать в голове. Наши будни и выходные, как и у многих других семей, проходили в тумане деятельности, мы старались успеть все и сразу. У нас было недостаточно времени, чтобы расставить приоритеты или поразмышлять, и вдруг выяснилось, что его не хватало даже на то, чтобы поговорить друг с другом или с детьми.
Эта нехватка времени выглядела особенно иронично, учитывая то, чем я занималась и интересовалась. Больше десяти лет моя логопедическая, преподавательская и исследовательская деятельность была сосредоточена на понимании и поддержке развития речи и грамотности детей. Я преподавала в Гарвардской высшей школе образования и читала лекции в Гарвардской медицинской школе. В то время я работала с детьми разных возрастов: от дошкольников до выпускников школ. Благодаря работе я познакомилась с очень многими семьями и детьми: с теми, кто посещал дошкольные учреждения для бедняков, и с учениками школ Монтессори, университетских клиник и других мест. Я встречалась с детьми один на один, в маленьких группах и в классах, чтобы определить их уровень владения языком, технику чтения и научить их говорить, слушать, читать и писать. Я работала специалистом по теоретическому обучению и занималась детьми с дислексией, расстройствами аутистического спектра и с серьезными проблемами в чтении. Мне нравилось с близкого расстояния наблюдать за развитием таких детей, беседуя с их родителями, придумывая новые способы помочь.
Вот поэтому я задала Филиппу вопрос, который на первый взгляд кажется незначительным, но для меня он был важен. Следующие несколько дней я не переставала об этом думать. О чем именно мы говорили в бурном потоке повседневной жизни?
Из бесед с другими родителями я выяснила, что не только нашей семье не хватает времени для разговоров. Мы все заняты и не можем выделить на это достаточного количества времени. «Мы еле успеваем добраться до дома к ужину. Потом сказка на ночь и спать», – поделилась одна подруга. Другая сказала: «Мы понимаем, что сын жаждет нашего внимания за ужином, но если он сам не заговаривает с нами, мы тратим это время на то, чтобы проверить почту». Бешеный темп жизни, казалось бы, способствует только поверхностным разговорам. Многие родители, которых я знала, относились к так называемому поколению «сэндвич»[1]: они растили детей и одновременно с этим работали и заботились о пожилых родственниках. У кого-то были ночные смены, кому-то приходилось часто ездить в командировки, а у некоторых дорога до работы занимала много времени – так или иначе, они чувствовали, что им приходится ограничивать время общения с детьми. Другие родители были измотаны требованиями школы, расписанием спортивных занятий или сроками подачи документов в колледж[2], [3], [4]. При этом они совершенно забывали заботиться о себе.
