Ночной путь от Парижа до испанской границы оказался на редкость долгим и утомительным. Потом из-за досадной задержки в Портбоу, где их продержали лишние сорок минут, и из-за нерасторопности носильщика они не успели на утреннюю пересадку в Барселоне. Было уже почти пять часов пополудни, когда, усталые и запыленные, они тряслись по узкоколейке Коста-Бравы, приближаясь к своей станции. Несовершенство людей, равно как и механизмов, всегда выводило консула из себя, и его настроение было не самым благодушным. Выпрямившись в своем углу, он с беспокойством посматривал на тепло укутанного сына. Мальчик на противоположной скамье длинного замусоренного вагона, пахнущего пылью, чесноком и прочими застарелыми деревенскими ароматами, украдкой бросал на отца ответные любящие взгляды.
– Ну как ты, Николас? – в третий раз за час спросил консул.
– Хорошо, папа.
Грохочущий локомотив, из последних сил одолев крутой поворот, с пронзительным свистом втащил поезд на пустынный перрон Сан-Хорхе. Оставив дорожный плед и оба чемодана в вагоне, консул за руку вывел Николаса на безлюдную, покрытую толстым слоем красной пыли платформу, вдоль узкой полосы которой тянулись пальмы, понуро клонившиеся под порывами ветра. Подумав, что их никто не встречает, консул нахмурился, но тут же увидел у входа молодого человека в аккуратном льняном костюме, несколько севшем от стирки, с галстуком-бабочкой и в желтой соломенной шляпе. Рядом был припаркован серый автомобиль с американским флажком на капоте. При виде двух пассажиров молодой человек в сопровождении шофера суетливо заторопился им навстречу:
– Мистер Харрингтон Брэнд? Рад вас видеть, сэр! Мы вас ждали с утренним поездом. Я Элвин Деккер из офиса. – Он повернулся к шоферу, смуглому коренастому испанцу в черной куртке из альпаки, джинсах и рыжих остроносых туфлях. – Пожалуйста, Гарсиа, возьмите багаж.
Разглядев машину, Брэнд почувствовал, что раздражение начинает его покидать: солидный «пирс-эрроу» с откинутым верхом сверкал надраенной латунью, вычищенными шинами и белоснежными чехлами на сиденьях. Пока выносили их багаж, Брэнд стоял в стороне – грузный, высокий и оттого сутуловатый, с едва заметным, приберегаемым для подчиненных выражением надменности на удлиненном желтоватом лице, от крыльев носа к уголкам губ прорезанном глубокими складками.
– Надеюсь, сэр, дом вам понравится, – говорил тем временем Элвин. – Мистер Тенни увез своих слуг, но я приложил все усилия и нанял хорошую пару. Гарсиа – шофер и дворецкий, – он понизил голос, – с наилучшими рекомендациями… А Магдалина, его жена, – превосходная повариха.
Харрингтон Брэнд кивнул:
– Мы можем ехать?
– Да, сэр! – едва не задохнувшись от волнения, воскликнул Элвин.
Они сели, и машина тронулась. Привычно сжимая под пледом тоненькие влажные пальцы сына, новый консул безотрывно рассматривал окрестности. Место не казалось столь отвратительным, как он того опасался. Воздух был прозрачен; изогнутую береговую линию, вдоль которой они ехали под угасающим февральским солнцем, окаймляла полоса чистого песка; между фонарными столбами набережной, хотя и несколько неровно, росли цветущие акации. На площади среди алых цветов огненного дерева искрились струи фонтана; за черными фигурами стариков, читающих «Ла Гасету», посверкивала облезающей позолотой эстрада; старенький автобус высаживал пассажиров – все это создавало приятное ощущение жизни. Через дорогу от церкви с неизменной розовой штукатуркой и парой куполов, напоминающих вздернутые вверх груди, с центральной колокольней, облицованной цветной плиткой и увенчанной потускневшим крестом, промелькнули один-два недорогих магазина и вполне приличное на вид кафе «Эль Чантако» с полосато-синим тентом; дальше по улице рядом с гаванью виднелось солидное коммерческое здание, в котором, как тут же сообщил Деккер, располагался офис консульства.