Глава 1. День, когда всё можно
О Господи, мне завтра восемнадцать!.. Жизнь пролетела, пробежала. А что было? Любовь? Настоящая любовь пришла только сейчас. Но через месяц мы расстанемся навсегда. Навечно. Я больше никогда Его не увижу. Через две недели последний звонок. Еще через две – выпускной. И всё. Навсегда. Нас ничего не связывает, только школа. В школе у меня есть шанс. После – нет.
– Лера, подойди!
Ну что ей надо?
– Валерия!
Вот что в моей матери хорошего, так это бюст шестого размера. И хорошего в этом только то (мне-то пофиг, какой у неё бюст), что теоретически, по всем законам природы, такой же должен быть и у меня. Эх, мне бы сейчас хоть бы половину. Тогда бы мои шансы возросли. А у меня – не на что смотреть. Ноль. Вот Он и не смотрит. Ну почему у меня ноль, когда у матери шесть!
Я вышла из комнаты в коридор. Мать стояла перед большим зеркалом.
– Застегни…
Что за хламиду она напялила? В таких платьях хоронили Пушкина. Неужели в тридцать восемь лет теряется чувство стиля?
Я застегнула длинную молнию на спине. Мать поправила лифчик, приподняв свои огромные буфера. Нет никаких сомнений, что отчим запал именно на них. Ну, может, не только на них, но на них в первую очередь.
– Ты что завтра наденешь?
Что я надену? Ничего. В трусах выйду. Для кого наряжаться? Придут три мамины подруги и коллега отчима с работы. Зашибись! Элитная компания. Правда, Инга Львовна будет с сыном. Но ему, вроде, шестнадцать… Самый дебильный возраст для парня. Спермотоксикоз на фоне прыщей и тупых шуток.
– Я тебя умоляю, только не вздумай выйти в своей джинсовой миниюбке!
Ага, вот в ней и выйду. Любуйтесь. И еще трусы не надену.
– Ты всё поняла насчет юбки?
Я вернулась в свою комнату. За восемнадцать лет жизни я усвоила, что отвечать на вопросы матери не обязательно. Они риторические, в воздух.
Я села за стол и стала составлять гипотетический список гостей на днюху. Я составляю такой список каждый год. И он всегда гипотетический. Ну действительно, не придёт же ко мне Сережа. Это наш химик. Сергей Анатольевич. Или, к примеру, Дима Маликов…
На листочке в клеточку я аккуратно вывела «1991» и ниже поставила красивую цифру «1». В этом году под номером «один» у меня Он. Тот, которого я люблю больше жизни. О котором постоянно думаю вот уже больше полугода. С октября. До Него был Влад Лисовец. Ну как, был. В мечтах. Но когда пришёл Макс, всё померкло, всё потеряло смысл. Когда он вошел в класс, класс замолчал… А девки перестали дышать. Я – так точно. Он был в белой футболке в облипочку, в чёрных спортивных штанах. Высокий, с голубыми глазищами, с обалденно широкими плечами и бицепсами, в которых хотелось задохнуться, если обнимет.
После первого же урока его сняла Орловская. Сучка с четвертым номером. Тупая шмара с самомнением, как у английской королевы. И как она отрастила в восемнадцать лет такие дойки? И ведь работает же – все парни около неё вьются…
Я посмотрела в зеркало на ту область моей розовой футболочки, где должны были выступать упругие холмики. В четырнадцать лет я успокаивала себя, что в шестнадцать они начнут расти. В шестнадцать – что в восемнадцать. Но вот мне восемнадцать. А они такие же, как в четырнадцать. И как в двенадцать.
В кого я такая? Может в бабушку? У маминой бабушки с титьками всё в порядке. Может, в папину? Жаль, у нас нет её фотографий.
Я осмотрела себя с ног до головы. Я красивая. Милое личико, голубые глазки, подбородок капелькой, длинные густые каштановые волосы. Даже талия есть. И бёдра широкие. Конечно, не такие, как у взрослой женщины, но уже далеко не как у ребёнка. Мужчины должны любить широкие бёдра. И почему они называют меня коровой? При росте сто шестьдесят два сантиметра я вешу пятьдесят семь килограмм. Мать говорит, это идеальное соотношение. Интересно, какое у неё соотношение? Надо спросить. Но жопа у неё точно зашкаливает.
