рассказ
Где–то видела «технику счастливой жизни» – пишешь все синяки внутри себя на бумаге, а потом сжигаешь листочек. Говорят, помогает – прошлое отпускает. Ну что ж пробую!..
1
Родители ругались. Постоянно. Как звери за территорию. Слово за слово и уже кричали с пеной у рта. Истерили. Шипели, как кипятильники без воды. Обязательно ломали что–нибудь – посуду или мебель. Махали руками, закрывали ладонями лица, вздымали головы, закатывали глаза. Как в театре. И я – актриса второго плана, которую не замечали главные герои драмы, самоотверженно отыгрывала свою роль – металась между ними, пытаясь успокоить и примирить. А заканчивали всегда тем, что Папа багровел до потери здоровья и вне себя обвинял Маму в бесплодии. Когда она не в силах ничего ответить, прятала лицо и уходила в другую комнату, он минут десять ходил кругами от одной стены к противоположенной, недовольно качал головой и еле слышно шептал что–то. Брови его, будто спаянные воедино не могли разойтись. В таком состоянии он ложился спать. До утра тяжело, отрывисто дышал и стонал во сне.
Уложив Папу и, убедившись, что ему ничего смертельного не угрожает, я прокрадывалась в объятия Мамы. Прижималась к груди, гладила по спине и пыталась успокоить. После ссор она по обыкновению не спала ночами. Смотрела отсутствующим взглядом через пол, будто дьявола в глаза проклинала. А на меня и не взглянет. Слова не выронит. Лишь изредка произносила: «Спи родная. Я еще чуть–чуть посижу…». Иногда я засыпала, но чаще не могла оставить ее одну и всхлипывала вместе с ней, чувствуя себя виноватой…
В день моего рождения Мама потеряла много крови и чудом выкарабкалась. Врачи долго боролись, но сохранить божественную искру не смогли. С тех пор она утратила возможность носить под сердцем детей. Это очень огорчало Папу. Он стал выпивать. И драться…
Папа в юности был чемпионом города по карате. Не думаю, что он растерял навыки, просто ему нравилось, когда его бьют. Что–то он от этого получал, как будто батареи внутри себя подзаряжал. Бывало кричат на улице: «Бей его!», «Сильнее!», «Во! Ух, хорошо». Мы с Мамой выбегали на балкон поглядеть что случилось, а там Папа против троих дерется. Ну, как дерется?.. «Бей его!» – те трое кричат, а «Сильнее!» и «Во! Ух, хорошо» – Папа. На утро весь в синяках, ссадинах сидел в кресле, читал газету, а у самого улыбка не сходит с лица, как будто выиграл в лотерею.
Мы даже научились предугадывать, когда состоятся Папины бои. Сначала он грустил. Понурив голову мог часами смотреть в газету, не переворачивая страниц. Часто не отвечал на мои вопросы, не откликался на зов Мамы пока она не ткнет его в плечо. И даже тогда, он будто в тумане долго искал глазами, переспрашивал и только потом отвечал. Затем, он ссорился с Мамой. Уходил из дома, чтобы найти противника и избить своим лицом его кулаки. Так повторялось по кругу и непременно в этой последовательности. Одно вытекало из другого.
Только сейчас, спустя тридцать лет, мне стало понятно почему Папа давал себя бить. Точнее, хочется верить – он винил себя за то, что ведет себя так с любящей женой на глазах любимой дочери. Мне думается, он не мог рассказать о своем чувстве вины, извиниться перед нами, чтобы не казаться слабым. Ах, эти дурацкие стереотипы о том, что мужчина не должен извиняться. Не извиняться значит быть сильным. Брутальным. Это бабушка его таким воспитала. Но, даже ей не удалось изменить натуру и переписать душу Папы.
Его мучили последствия своих действий – агрессии. Он понимал, что каждая ссора рушит семью, но ничего не мог с собою поделать, когда злился. А из–за того, что доктора поставили крест на его мечтах о сыне, он большую часть времени злился. Неосознанно. Не специально. Он совершал поступок, а потом убивался, укоряя себя за то, что не смог с собою совладать и проклинал себя за низость – за то, что опустился до уровня животного, оскорбляя и обвиняя любимых в том, в чем они не виноваты. Он не мог сам избавиться от этих мыслей, сам себя наказать или избить физически. Поэтому он находчиво маскировал драками свои лечебные терапии. Находил людей, которые помогали ему избавиться от мыслей, выбивая их, из его головы.
