Сегодня – день моей смерти.
Меня казнят на арене Мори – самой большой арене Ардана.
Вместе с другими рабами, приговоренными к той же участи, я еду в
столицу в большой плетеной повозке. Мужчины и женщины разговаривают
между собой вполголоса, а я только слушаю и дрожу от ужаса.
– Церемониться не станут, – уверенно говорит мужчина с
темно-пепельными глазами и такой же болезненно-пепельной кожей.
Наверное, как и я сама, он долгое время работал на руднике. –
Просто поставят на колени, и какой-нибудь боец пройдется вдоль
линии с мечом, сшибая головы...
– Слишком просто, – возражает ему другой мужчина, помоложе. –
Все-таки день рождения патера Мэгли. Нужно зрелище! Выведут нас на
арену – а потом голодного льва натравят... То-то будет горожанам
веселье!
– А может, и вовсе к артахесисам отправят! – заявляет
третий.
Последнее предположение заставляет меня нервно проглотить слюну,
почувствовав ледяные мурашки вдоль позвоночника.
Конечно, я много раз слышала, что в центре арены Мори находится
большой каменный люк, открывающий вход в глубокую шахту.
Там, на самом дне темной бездны, обитают жуткие твари, чья кровь
– смертельный яд для всего живого.
Артахесисы не выносят света – ни солнечного, ни лунного, – они
живут глубоко под землей, и это – благословение для всех нас. Но
если все же попасть в их цепкие когти – дороги назад не будет... Ни
для кого... Никогда... Растерзают, оставив одни только досуха
обглоданные кости.
На рудниках Арсанары, где я провела три года, тоже была такая
шахта, и время от времени артахесисам отдавали непокорных и
провинившихся рабов...
А теперь и меня, возможно, ждет такая участь.
Мои руки и ноги скованы железными кандалами, и все мы – каждый
раб и каждая рабыня, – соединены между собой тяжелыми цепями.
Цепи натирают наши запястья и щиколотки до крови, но никто не
жалуется, точно зная, что ответом на любую жалобу будут удары
кнута.
Мы едем уже больше суток, без еды и воды, днем – под палящим
солнцем, ночью – под проливными дождями, и чем ближе становится
величественная и грозная столица, тем меньше у нас сил и
надежды.
Нас – двадцать человек. Кто-то с рудников, кто-то с конюшен,
кто-то с полей, кто-то с виноградников... Каждый – в чем-то
виноват. И каждый будет казнен на потеху публике в шестьдесят пятый
день рождения патера Мэгли.
Когда нас привозят к арене Мори, закатное солнце уже начинает
золотить покатые столичные крыши. Еще с улицы слышны овации и крики
толпы: празднество в самом разгаре, на арене выступают танцоры,
акробаты, жонглеры и дрессировщики... Пока – никакой крови.
Но я знаю, что будет дальше. Черту между детскими и взрослыми
развлечениями проведет кровавая казнь. А потом начнутся
гладиаторские бои.
Нас начинают выгружать из повозки. Уставшие, измученные, с
затекшими телами, с окровавленными руками и ногами, мы поочередно
выбираемся наружу, звеня цепями.
Мои босые ноги с наслаждением касаются нагретой солнцем земли и
травы с выпавшей вечерней росой. Я замираю, точно зная, что это –
последний шанс почувствовать на коже касание ласкового ветра...
– Чего встала?! – рыкает на меня стражник и подгоняет кнутом. –
Ты всех задерживаешь, рабыня! Пошла, пошла!
Нас заводят внутрь.
Под трибунами арены – извилистые лабиринты служебных помещений.
Именно здесь хранят оружие, запирают в клетки диких зверей,
сваливают тела поверженных бойцов, прежде чем отправить в
крематорий.
С потолков здесь свисают железные каркасы для факелов. Полумрак,
холодно, сыро, пахнет потом и кровью. Время от времени с потолка
что-то сыпется, а деревянные доски дрожат: прямо над нами – трибуны
и зрители.
Нас выстраивают вдоль стены и приказывают ждать.
Я устраиваюсь в самом углу, принимая неизбежное. Пожалуй, смерть
станет для меня избавлением. Я три года работала на рудниках
Арсанары, три года надеялась вернуться домой, к родителям и младшей
сестре... Но со временем стало ясно: никто меня не отпустит. Я уже
никогда не стану вновь свободной арданкой. Из рабства только одна
дорога – в могилу.
