Ему повезло родиться именно в этом
пограничном мире. Или не повезло. Как посмотреть. Хотя Джек
старался совсем на это не смотреть: у него давно была заведена
привычка о скучном или тяжелом не думать. Себе дороже.
Лучше всего на свете он умел думать
о приятном. Поэтому последняя девушка и обломала об него целую
охапку веток (вообще-то букет сирени, который он для нее нарвал —
своими руками, между прочим), рыдала и вопила, что он бездельник.
Что он целыми днями мечтает, слоняется по городу, а вечером
напивается и болтает невесть что.
Ну нет. Джек даже налоги платил. То
есть знал, что бухгалтерия Института отчисляет что-то там. И болтал
не просто так, а стихи рассказывал. У него стихи такие. Где-то в
стеллаже или вон под той кучей книг в углу лежит пара дипломов,
полученных на разных писательских форумах и встречах. Последний раз
была денежная премия, приличная очень даже. Правда, Джек был к тому
времени в тоске и печали от очередной несчастной любви и премию
бездарно пропил. Почти целиком.
Сдуру он еще успел немного отослать
матери, и сестра потом звонила и пыталась разузнать, сколько он
вообще получил, — и зачем, спрашивается? Только поругались. Хотя
сестру он любил, но разговаривать с ней не мог. С серьезными
женщинами тяжело разговаривать.
А если вдуматься, он был просто
образцово ответственным парнем. В Институт парасвязей пришел сам,
еще подростком, — мама немножко поплакала тогда, но он ведь был
хорошим мальчиком, только немного рассеянным, и ничего плохого с
ним не случилось. Он даже пытался работать сообразно своим
способностям, в партнерской программе участвовал. Стихи продолжал
писать, рассказы — талант, говорили все, и в журнале «Литература и
современность» напечатали его короткую повесть и потом еще пару
восторженных рецензий на нее. Он задумал несколько великих романов,
иногда записывал понемножку из них, но никогда толком не
начинал.
И все никак не мог определиться, что
же главнее. Впрочем, последнее время работы в Институте у него было
совсем немного, да и вдохновения никакого тоже не появлялось. В
чем-то девушка — бывшая уже — была права: этот весенний месяц он в
основном валялся на диване или слонялся по городу.
Вся загвоздка была в том, что Джек
являлся сильнейшим стихийным магом не только в городе, но,
возможно, и в целом мире. Правда, его небывалое могущество было
совершенно бестолковым: Джек не мог контролировать огромное
количество энергии, которое высвобождалось при его попытках сплести
любые чары. Поэтому Джеку запрещалось использовать магию: никакие
тренировки, сдерживающие чары или амулеты не помогали.
Взмахом руки Джек без усилий
поднимал вихри и в свое время стал причиной разрушения целого
тренировочного комплекса на заброшенном заводе, где учились
подобные ему подростки.
Их пограничный мир рождал много
магов — так было необходимо. Джеку нравилось считать себя неким
воплощением окружающей реальности, граничащей лишь с местами,
населенными чудовищами из людских кошмаров. Возможностей много, но
использовать их нельзя.
«А твое имя? Твое имя! Собачья
кличка! Почему ты не говоришь настоящее? Ты просто ублюдок,
ненавижу, ненавижу тебя! Я изо всех сил старалась, налаживала все,
а ты и пальцем о палец не ударил… Почему я должна все делать? Я
одна? Ты даже мусор за собой не выносишь, а носки под кровать
бросаешь! Тебя совсем не интересуют наши отношения!»
Почему же, очень интересуют. Девушка
была милой, такой нежной, непосредственной. Правда, ее, как многих
других женщин, со временем стало сильно заботить местоположение его
носков, отсутствие у него желания мыть посуду и выгуливаться по
выходным. Видимо, это у них в генах. А имя? Что же, такова плата:
свое настоящее имя он отдал еще лет в тринадцать, когда его
поставили на учет как мага. Они всегда так делают, действительно ли
это важно или просто традиция? Ему все равно было. Он выбрал себе
«Джек» наобум и сразу, хотя мама была в ужасе. Но привыкла. Может,
она и забыла уже то, первое.
