Приступая к этой книге, читателю прежде всего важно знать, с какого рода работой он имеет дело: с серьезным ли и добросовестным исследованием – или же с фантастическим и безответственным вымыслом? Может ли он отнестись к автору с доверием – по крайней мере, в области сообщаемых фактов, данных и материалов? Достаточно ли беспристрастен автор и не искажает ли он истину – в оправдание своей идеи, в вящее посрамление идей противника?
Вопросы далеко не праздные.
К источникам о махновском движении следует подходить с величайшей осмотрительностью. Читатель поймет это, если вдумается в некоторые характерные особенности движения.
С одной стороны, махновщина – явление громадного размаха, величия и значения, развернувшееся с исключительной силой, сыгравшее в судьбах революции колоссальную и чрезвычайно сложную роль, выдержавшее титаническую борьбу со всеми видами реакции и не один раз спасавшее революцию от разгрома, – явление необычайно богатое яркими, красочными эпизодами и заставившее говорить о нем, интересоваться им не только в России, но и за ее пределами. При этом махновщина возбудила к себе в самых различных лагерях – и реакционных, и революционных – самые разнообразные чувства: начиная от жгучей ненависти и вражды, переходя к недоумению и, далее, к недоверчивому и подозрительному отношению и кончая чувством глубочайшей симпатии и восхищения. Что же касается монополизировавших революцию коммунистической партии и «советской» власти, то с ними махновщина вынуждена была, после долгих перипетий, вступить – как и с реакцией – в ожесточенное единоборство, причем нанесла и партии, и власти ряд ощутимых физических и моральных ударов. Наконец, личность самого Махно – сложная, яркая и сильная, как и все движение, – также привлекла к себе всеобщее внимание, вызывая в одних простое любопытство и недоумение, в других – тупое негодование или бессмысленный страх, в третьих – непримиримую ненависть, а в четвертых – беззаветную любовь…
Естественно, что махновщина побуждает браться за перо многих «повествователей», толкаемых всякого рода соображениями, ничего общего не имеющими ни с подлинным знанием дела, ни с живым стремлением поделиться этим знанием, беспристрастно изложить и осветить предмет, зафиксировать и предоставить в распоряжение будущего историка точный материал. Одних заставляет хвататься за перо политический расчет: потребность оправдать и укрепить свою позицию, втоптав в грязь и оклеветав враждебное движение и его деятелей. Другие считают своим долгом просто лишний раз лягнуть недоступное их пониманию, напугавшее или потревожившее их явление. Третьих поощряют – легенда, создавшаяся вокруг движения, сенсационность темы, острый интерес к ней со стороны «широкой публики», соблазнительная возможность заработать несколькими страницами романа. Четвертых, наконец, разбирает просто журналистский зуд.
Так нагромождаются «материалы», способные внести в представления читателя лишь бесконечную путаницу и отнять у него всякую возможность дойти до правды[1].
С другой стороны, движение, при всем своем местном размахе, рядом обстоятельств вынуждено было развиваться в атмосфере известной замкнутости и отчужденности.
Будучи чисто низовым движением широких народных масс, чуждых всякому стремлению к параду, блеску, – господству и славе; возникнув на окраине России, вдали от крупных центров; развертываясь в известном ограниченном районе, в условиях отрезанности не только от всего мира, но даже от других областей России, – движение, в его существенных, глубинных чертах, осталось мало известным за его пределами. Протекая почти все время в невероятно тяжелой и напряженной боевой обстановке; окруженное со всех сторон врагами, почти не имея друзей из других – нетрудовых – сфер; беспощадно подавляемое правящей партией и заглушаемое кровавым треском ее государственной деятельности; потеряв добрых 90 % своих лучших и активнейших участников; не имея ни времени, ни возможности, ни даже особой потребности фиксировать, накоплять и передавать потомству свои дела, слова и думы, – движение оставило по себе мало живых, непосредственных следов и памятников. Его фактическая сторона проходила незапечатленной. Его документы не распространялись широко и не сохранялись. Поэтому оно до сих пор в огромной степени скрыто от глаз постороннего, от взора исследователя. До его сущности нелегко добраться. Подобно тому, как остаются навсегда безвестными тысячи скромных отдельных героев революционных эпох, и махновскому движению грозило остаться в значительной мере безвестной героической эпопеей украинских тружеников. До сего дня вся богатейшая фактическая и документальная стороны этой эпопеи пребывают под спудом. И если бы судьбе не угодно было сохранить в живых нескольких участников движения, основательно знающих его и способных рассказать о нем правду, оно, действительно, осталось бы нерассказанным…
