Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро —
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
А.С. Пушкин. Борис Годунов
Часть первая. ДЕРЖАВНЫЙ СИРОТА
С самого рождения каждого человека природа как бы предопределяет меру его добродетелей и пороков.
Ларошфуко. Максимы
Глава 1. НЕЗАКОННЫЙ РАЗВОД
Уж что это у нас на Москве приуныло.
Заунывно в большой колокол звонили!
Уж как царь на царицу прогневился,
Он ссылает царицу с очей долой,
Как во тот ли город во Суздаль,
Как в тот ли монастырь во Покровский…
Русская народная песня
В августе 1505 года Москва была приятно взбудоражена необычным зрелищем: что ни день со всех концов русской земли съезжались в столицу – десятками, сотнями – девки, отборные красавицы, знатные и незнатные, дочери князей, бояр, дворян и детей боярских; сообразно своему достоинству и ехали – кто в богато убранной упряжке, а кто на простых дрогах. Москвичи толпились на улицах, обсуждали девичьи стати, бойкие молодые парни выкрикивали озорные словечки, свистели и улюлюкали вслед; девки рдели маковым цветом.
Девицы эти – числом до полутора тысяч – были вызваны в столицу по приказу великого государя Ивана III Васильевича, для того чтобы сын его, соправитель и наследник великокняжеского престола Василий, мог выбрать себе из них супругу.
Первый русский самодержец великий князь Иван III Васильевич, прозванный историками Великим, а в народе Грозным, был человек крутого нрава – мог снять голову знатному боярину просто за то, что тот «умничает». В последние годы жизни особа его приобрела в глазах подданных почти божественное величие. Женщины, говорят, падали в обморок от его гневного взгляда; придворные под страхом опалы должны были развлекать его в часы досуга, а если посреди этого тяжелого веселья ему случалось задремать в креслах, все кругом замирали – иногда на целые часы, не смея кашлянуть или размять затекшие члены, чтобы, не дай бог, не разбудить великого государя.
Венец и бармы Мономаха Иван Васильевич полагал равными по достоинству королевской и даже императорской коронам. Женившись сам вторым браком на племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога, царевне Софье, он и детям своим подыскивал женихов и невест царского происхождения: женил старшего сына Ивана на дочери молдавского господаря, а дочь Елену выдал за великого князя литовского Александра, ставшего впоследствии польским королем.
После внезапной смерти старшего сына государь, погоревав, объявил было престолонаследником его сына и своего внука Дмитрия и даже – впервые в русской истории венчал его Мономаховым венцом; но потом передумал, наложил на внука опалу и отдал великое княжение своему младшему сыну Василию – уже без каких-либо торжественных церемоний. В объяснения своих решений Иван Васильевич не вдавался, лишь однажды гневно бросил недоуменной депутации псковичей, уже присягнувших Дмитрию: «Разве я не волен в своих детях и внуках? Кому хочу, тому и дам княжение».
Когда новому наследнику приспело время жениться, Иван Васильевич, не отступая от своих правил, начал приискивать ему невесту за границей и поручил своей дочери, польской королеве Елене, найти брату подходящую особу из какого-нибудь европейского королевского дома. Елена, однако, отписала отцу, что дело это невозможное, так как на Западе не любят греческой веры, считают православных нехристями, и вряд ли найдется государь, согласный отдать дочь за наследника московского князя. Тогда Иван Васильевич попытался повести дело о женитьбе сам и снесся с датским королем, своим постоянным союзником, в угоду которому он некогда воевал со Швецией. Но датский король, сделавшийся после Кальмарской унии со Швецией также и шведским королем, перестал нуждаться в московитском союзнике – Ивану Васильевичу пришлось выслушать непривычный для его уха отказ.
