По улице брёл человек. Он был немного выше среднего роста, одежда на нём была старая и грязная. Из-под рваной шапки топорщились клочки черных с проседью волос. В городе стояла поздняя осень, и лужи кое-где уже покрылись льдом.
Он шёл и, будто никого не замечая, никому не уступал дорогу. Встречные и обгоняющие его прохожие, обходили его стороной. Он уже не задавался вопросами, вроде тех, как это всё с ним случилось и как это исправить. В далёком городе в его доме жила его бывшая жена с новым мужем. Его ребёнок уж вырос, и, скорее всего, даже и не знает о нём. Он уже смирился с тем фактом, что был никому не нужен и дошел до такого спокойствия души, к которому, наверное, стремятся монахи-отшельники, и окончательно смирился со своим жалким существованием.
Он ни на что не жаловался и ни на кого не обижался, так как принял тот факт, что в жизни нет справедливости, и выживает только сильнейший. А он дал слабину, и, поэтому, оказался на обочине жизни. И ничего уже не поделаешь, что, такова жизнь, и он не первый, и не последний стал бомжем и опустился на самое дно жизни.
Можно было подумать, что он идет просто так, что ему всё равно куда идти. Но он знал куда шёл. Ему хотелось выпить. Он знал места, где есть дешёвый самогон и у него было около двухсот рублей, – на выпивку и закуску хватит. Подойдя к скамейке, он присел на её край и стал ждать Пашку, своего товарища, который был на «заработках». Женщина, сидевшая на другой стороне этой же скамейки, сразу же встала и ушла.
С наслаждением вытянув ноги, он потрогал щетину на лице, подумав: «Надо бы побриться. Ну да ладно, весной побреюсь, если доживу. А зимой с бородой будет теплее». Он любил вспоминать свою прошлую жизнь. Раньше ему было больно о ней вспоминать, ведь он был лишён всего того хорошего, что было в той жизни. Но теперь постепенно к нему пришло осознание того, что хорошее всё-таки было у него и почему бы иногда не доставить себе удовольствие, окунувшись в приятные воспоминания.
В прошлой, той, другой жизни, он любил фильмы. Но теперь он был лишён возможности их смотреть, и вместо кино у него были воспоминания. Раньше воспоминания пробуждали в нем щемящую тоску и душевную боль, и он старался их гнать от себя. Но теперь он обрел такое спокойствие души, что ничего не могло вывести его из этого душевного равновесия, разве что отсутствие алкоголя, когда он был с похмелья. Воспоминания даже стали доставлять ему удовольствие – было приятно осознавать, что и у него были хорошие деньки.
Развалившись на скамейке, он провалился в то состояние души и тела, которое он называл про себя «сон памяти». В этом состоянии он был в полузабытье, в путешествии во времени и пространстве. Он проплывал по знакомым местам, там, где он бывал в детстве и юности. Ему было очень хорошо в этих снах, и, казалось, что не существовало больше этой паршивой действительности, окружавшей его, и было даже больно просыпаться, возвращаясь в эту реальность.
Вот он, двенадцатилетний пацан Лёшка и его лучший друг Серёга едут на велосипедах рано утром на рыбалку. К рамам велосипедов алюминиевой проволокой прикручены удочки, которые они сами сделали себе из ровных веток. Дорога идёт немного в гору и педали крутить тяжеловато. Приходится привстать с сидения и по очереди прикладывать усилия то на левую педаль, то на правую. От утренней свежести уже не осталось и следа, и ребятам даже стало жарко. Но вот подъем закончился, и они быстро поехали по грунтовой дороге. Лёша бросил руль и так, без рук, легко управляя велосипедом, спросил:
