Вера
– Темочка, ты чего?
Присаживаюсь перед крестником на
корточки, утираю соленые дорожки на розовых щечках. Не должен малыш
плакать в свой день рождения, да вообще не должен, но что поделать,
если Олька уехала на срочную фотосессию? Развлекаю парня как
могу.
Понимаю, что в три года он явно не
запомнит свой праздник, но я-то всегда буду помнить, как не
справилась. Сын подруги стал моей отдушиной, моим спасением.
После того как ровно три года назад,
в тот же день, как родился Темка, мне поставили внематочную
беременность и отправили на аборт. Сколько слез тогда пролила, не
желая убивать жизнь внутри себя.
Мой малыш ведь был живым, просто
закрепился не там. В душе все противилось, кричало, что совершаю
ошибку, но врач настаивал на скорейшем принятии решения, пока не
стало слишком поздно, и все не закончилось трагедией. Господи, даже
сейчас горько вспоминать, сердце заходится от одной мысли.
Не помню сколько месяцев тогда
заглядывала в чужие коляски, сколько бессонных ночей провела, рыдая
в подушку. Даже просила мужа усыновить кого-то, но он был против.
Ему не нужен был чужой малыш, а я сходила с ума, выла от отчаяния.
Мне так была нужна поддержка, но ее не было.
Я осталась одна со своими
страданиями и болью. Даже психолог не помог. Он задевал настолько
больные темы, копал в такую глубь, что после его сеансов я выходила
еще более разбитой. Понимаю, что он хотел помочь, вскрыв старые
раны, пережить их и отпустить. Но у меня никто не спросил, готова
ли я к этом?
Если бы Оля тогда не засуетилась с
возвратом в модельный бизнес, не знаю, чтобы со мной было.
Наверное, сошла бы с ума наедине со своей болью.
А так, пока подруга была нацелена на
новые вершины в карьере, Артема не с кем было оставить, и муж был
не против, чтобы я отвлеклась, присматривая за крестником.
Малыш стал мне очень дорог, ведь
практически вырос на моих руках. Когда у него резались зубки, с ним
в больнице лежала я, когда болел, тоже рядом была я. Мне было
нетрудно помогать, и даже приятно. С каждым днем я возвращалась к
жизни, и муж снова потеплел ко мне, видя, что я вновь пришла в
форму как физически, так и морально.
Артем – мой спасательный круг,
солнышко. Поэтому сейчас его грусть воспринимается мной слишком
остро. Это не слезы от разбитой коленки, хотя и они заставляют
переживать, это отчаяние скучающего человека. Просто он маленький,
и пока всего не понимает. Надо будет поговорить завтра с Олей.
Карьера карьерой, но ребенку нужна мать, иначе он станет волчонком,
злым и одиноким. Крестная – не мама, и никогда и близко не встанет
рядом с ней.
Не понимаю я подругу. Какими бы
важными съемки не были, малыш – самое главное. Неужели ей не
хочется дать сыну все то, чего мы с ней были лишены, пока жили в
детском доме? Да, мы всегда были разные, как огонь и вода, солнце и
тучи, но мы сдружились, стали опорой друг для друга, и говорили,
что у наших детей будет лучшая жизнь. Что изменилось?
– К маме хочу, – крестник снова
начал канючить.
– Мама сегодня занята, не плачь.
Хочешь мы еще на аттракционы пойдем, или на пони покатаемся?
Отрицательно машет головой, утирая
слезки кулачками. Такой трогательный в своей непосредственности и
искренности. Не могу. Самой бы не расплакаться рядом с ним.
Прижимаю его к себе, пытаясь согреть всем теплом и любовью, что
испытываю к нему. Сегодня его день, и он будет улыбаться.
Не помог парк аттракционов, где мы
развлекаемся уже часов пять, с перерывом на поход в кафе, значит
купим тортик, и устроим дома марафон мультфильмов. Точно. Отвлеку
его. Я хоть и не поклонник подобного развлечения для крохи, но мы
сделаем исключение. Разок.
– Так, предлагаю купить тортик с
вишней и посмотреть мультики дома. Зашторим окна, устроим себе
домашний кинотеатр. Что скажешь? – отстранившись, беру себя в руки,
и с улыбкой на лице, подбадриваю карапуза.
