— Гордей, а у меня для тебя…
Распахнув дверь нашей квартиры,
запинаюсь и едва кубарем не лечу. Всё потому, что слишком уж резко
затормозила, споткнувшись об обувь.
— Ай!
Хочется уже с порога выговор
сделать. Хотя муж вроде бы не грешил таким вот пренебрежением. И
чего, спрашивается, ботинки свои прямо у дверей оставил. Куда
спешил-то?
Щёлкаю выключателем и понимаю,
куда.
Тем более что споткнулась-то я не о
его ботинки. Нет, это густо-бордовые туфли со
шпильками-каблуками…
Таращусь на них, даже верь за собой
не прикрыв.
А в квартире странная тишина, будто
там и нет никого.
Хочу мужа окликнуть, но голос
куда-то пропал.
Ставлю свою сумку на пол. Сумку, в
которой хранится доказательство моих радостных новостей.
Сегодня поехала за подтверждением и
я его получила — врач с улыбкой поздравил меня, будущую маму. Я
летела обратно домой буквально на крыльях… и разбилась о жестокую
реальность.
— Глупости, — пробормотала я
заледеневшими губами.
Будто надеялась таким образом себя
переубедить.
Такой поворот выглядел каким-то до
безобразия нереальным.
Просто это нужно быть абсолютно
наглым, жестоким и беспринципным, чтобы такое вот вытворять.
— Гордей… — вырывается из меня едва
слышно, а сама я уже мчусь по коридору и сворачиваю вправо,
хватаюсь за ручку.
Дверь на себя.
И вот тогда уже реальность врезается
в меня со всей своей силой.
— Ой, мамочки! — взвизгивает девица
и едва ли не кубарем скатывается с моего мужа.
Гордей подскакивает на постели и
даже не обращает внимания на свою наготу.
— Г-господи.. — выдыхаю, и всё тело
дрожит от шока, от непонимания.
— Ох ты ж… — муж сглатывает, но я не
вижу в его карих глазах ни намёка на искреннее изумление.
Да, я их застала врасплох. Они даже
звук открывающейся двери не услышали, потому что были слишком
заняты делом. Но моё появление стало досадной, неожиданной
неприятностью — не больше.
— Валь, ты бы… хоть позвонила.
— Что?.. — шепчу, утыкаясь в него
ошарашенным взглядом.
Краем зрения отмечаю, что девица
сгребает под себя одеяло и пытается в нём зарыться.
Чувствую я себя приблизительно так
же. Хочу зарыться куда-нибудь глубоко-глубоко. Не видеть, не
слышать, не чувствовать разливавшейся глубоко внутри меня боли.
Господи, а я ведь собиралась ему
сообщить…
— Твою-то мать, надо было в номере
оставаться, — пробормотал муж. — Валь, извини. Я не хотел, чтобы ты
это видела.
— И-извини?.. — пискнула я, не зная,
плакать мне или истерично расхохотаться.
— Слушайте, а можно я хотя бы
оденусь? — подала голос девица.
Я совершенно не ожидала от неё
такого гонора. И это невольно отвлекло меня от мужа.
— Вы считаете, что имеете право
условия ставить? — выдохнула я, разглядывая её безупречное
лицо.
— А я что, не человек? — вскинула
она подбородок, а потом бросила выразительный взгляд на моего мужа.
— Вообще-то нам с Гордеем уже осточертело прятаться.
— Придержи язык, Дарья! — гаркнул он
в ответ. — Собирайся.
— При ней? — надулась она, крепче
прижимая к себе одеяло. — При этой твоей колхознице или как ты её
называешь?
Гордей рыкнул нечто
нечленораздельное, перевесившись с кровати, схватил с пола какую-то
бирюзовую тряпку, скомкал и запустил прямо ей в лицо. — Я сказал,
собирайся!
— Боже, какой кошмар… — прошелестела
я и попятилась.
Мне сделалось дурно от всей этой
грязи.
— Валь, куда? — осадил меня голос
мужа. — Стой. Сейчас мы во всём разберёмся.
Я замотала головой и промычала
что-то, чего и сама бы не разобрала.
Кое-как выбралась из спальни и,
обведя мутным взглядом коридор, побрела прочь.
Муж нагнал меня почти на пороге.
— Куда ты прёшься босая? — его окрик
и хватка на моём локте вывели меня из кратковременного ступора.
Я бешено дёрнулась в его руках и
забилась, молча требуя свободы.