Тиканье настенных часов в прихожей резало утреннюю тишину как нож. Тик. Так. Тик. Так. Каждый звук бил по нервам Аники. Она сидела на краю дивана, сжимая в кулаке связку ключей – металл впивался в ладонь, якорь в море тоски. Пальцы другой руки бесцельно теребили край мягкого пледа – того самого, где еще месяц назад любила греть бока Лика. Серый комочек с изумрудными глазами. Ее душа.
30 лет. Квартира в тихом престижном районе, купленная до встречи с Марком. Чисто, дорого, стерильно. И пусто. Невыносимо пусто, особенно по утрам, когда Марк уже ушел в свой безупречный офис, а ритуал с миской и колокольчиком остался в прошлом вместе с тихим мурлыканьем.
Аника резко встала, движение было порывистым, как всегда, когда внутри клокотало. Спокойно, – приказала она себе, заставляя дыхание выровняться. Дыши. Подошла к окну. За стеклом – серый, унылый пейзаж: стриженые газоны, ряды иномарок, люди-муравьи. Небо – сплошная мокрая плита. Как декорация из самого скучного фильма, подумала она с раздражением. Взгляд сам нашел спасение – стеллажи, ломящиеся от книг. Фэнтези. Боевики. Миры, где меч решал проблемы громче слов, где была магия, где можно было выплеснуть эту ярость, эту боль. Где, может быть… ждали знакомые изумрудные глаза.
На кухне она с силой ткнула кнопку чайника. Гул кипящей воды заглушил тиканье часов, но не гул в голове. Календарь. Среда. Приют. Мысль пронзила пелену тоски, но добавила тревоги. Год назад она, задыхаясь от пустоты "идеальной" жизни, ринулась в волонтерство. Помощь в хосписах, раздача еды бездомным, сбор вещей для детдомов – все, где можно было делать, где требовались ее руки, ее ярость против несправедливости, превращенная в действие. Это стало воздухом. Смыслом. Но в "Лапу Друга"…
Сегодня – впервые. И не просто так. В сумке лежали коробочки – остатки дорогих, неиспользованных лекарств Лики. Отдавать их было как отрезать кусок сердца. Но держать – еще больнее. Кто-то в приюте, наверное, в них нуждается больше.
Она почти выпила обжигающий чай, не чувствуя вкуса. Сумка: лакомства для собак (купила на всякий случай, вдруг пригодятся), блокнот (старая привычка – все фиксировать), бутылка воды. Рука потянулась к старому, потертому свитеру. На нем – два белых волоска. Прикосновение к ним – удар током. Боль, острая, рвущая изнутри. Лика. Семья. Единственная настоящая. Больше, чем Марк… Мысль проскочила, вызвав знакомую волну вины и злости – на себя, на него, на весь этот нелепый порядок вещей.
Родители… Брат… Гложущая тревога о их здоровье сжала горло. Мама снова жаловалась на давление, папа отмахивался, брат пропадал на работе. Они были далеко, но их голоса в трубке, их забота – единственный теплый луч. Семья Марка… Аника стиснула зубы. Нет. Четкие границы. Их холодные, оценивающие взгляды, их разговоры о карьере и статусе, где она была "странной", "не от мира сего" – еще один источник ярости, который она с трудом держала за высоким забором молчания.
Надевая куртку, она мельком поймала свое отражение в зеркале прихожей. Темный небрежный хвост, синяки под глазами, плотно сжатые губы. 30. Сегодня – на все 50, сварливых и усталых. Спеть бы… Или станцевать, чтобы выплеснуть… – мелькнуло. Но сил не было. Мотивация таяла, как утренний туман, оставляя только тяжесть и эту черную дыру после Лики. Единственное, что двигало – необходимость доехать. Передать лекарства. Сделать что-то полезное. Не сойти с ума.
Ключ повернулся в замке машины (небольшой, юркий хэтчбек – ее единственная территория контроля) с резким щелчком. Она села за руль, руки сжали баранку так, что костяшки побелели. Спокойно. Ты везешь лекарства. Это важно. Движение в пробке, тупые перестроения соседей – каждое провоцировало вспышку гнева, который она тут же давила внутрь, глотая комок. Контроль. Всегда контроль.
