Бугач – красивый, стройный, крепкого сложения молодой татарин – младший сын качинского князца Татыша – стоял на берегу небольшой быстрой речки в окружении полутора десятка своих соплеменников и слушал тревожное сообщение только что вернувшегося из разведки воина. Он со своими нукерами несколько дней охотился здесь – у подножия Долгой гривы, – в ожидании результатов разведки. Вечерело. (Гремячей гривой в Красноярске с давних пор называли сопки, цепью протянувшиеся от города к Собакиной речке. У этого участка есть и другие названия – Долгая грива и Зеленый клин). На пламенеющем закатом небе резко выделялся волнистый контур хребта. Было безветренно, но от горного кряжа уже тянуло ночной прохладой.
Своим внешним видом молодой батыр заметно отличался от окружавших его людей. На нем поверх нижней одежды был надет полосатый бухарский желто-оранжевый халат, подпоясанный наборным поясом с золоченой пряжкой. К поясу пристегнута кривая татарская сабля в украшенных орнаментом ножнах, за плечом – саадак с тугим луком и колчаном стрел.
В руке татарин крепко сжимал выточенную из березового корня короткую рукоять с подобранной в кулак сыромятной плетью. Над насупленными бровями широкоскулого лица на голове его возвышалась расшитая золотыми нитями конусовидная шапка с отворотами – подарок киргизского князя Ишея. Убранство батыра дополняли полосатые штаны, заправленные в расшитые узорами мягкие кожаные гутулы с загнутыми кверху носками.
На широком лугу, раскинувшемся вдоль берега, паслись не расседланные кони. На поляне среди прибрежных кустов из земли бил родничок. Поток чистой ключевой воды, петляя среди кустов, смешивался за ними с желтоватым, кипящим бурунами речным потоком. В нескольких метрах от источника, потрескивая, горел костер. Двое нукеров заканчивали обжаривать насажанную на вертел тушу косули.
Рядом на расстеленных потах на широких медных подносах лежали две тушки зажаренных зайцев, лоснящаяся жиром куропатка, охапка свежей черемши, несколько головок полевой саранки, стояла плошка с солью. Еще один воин расставлял на потах глиняные чашки. Достав из переметной сумы бурдюк с кумысом, готовился разлить его по чашкам; с любопытством поглядывал на стоявших рядом предводителя и вернувшегося из разведки воина.
Лазутчик сообщал о том, что урусы закончили постройку на Красном яру большой деревянной крепости. Их там много, – почти столько, сколько дней в году. Даже на рыбную ловлю и сенокос они выходят группами по десять-пятнадцать человек. Возятся у реки чуть ли не без штанов, а при сабле, а то и с пищалью. Сменяя друг друга, непрестанно стоят с огнебойным своим оружием на стенах крепости, выходят раз в несколько дней конными отрядами по двадцать – тридцать всадников, чтобы ездить по степям и, нагоняя страх на окрестные племена, собирать ясак. Берут его и соболем, и белкой, и лисицами, и рыбой, и хлебом, и лошадьми. А кто не дает или противится, – тех жгут, бьют смертным боем, берут ясак силой.
На Кум-Тигее поставили урусы караульную вышку, с которой во все стороны все видно, и днем не подберешься к ним незамеченным. Ночью только вот и удалось пробраться, высмотреть все, а потом весь день отсиживаться в лесу, чтобы не схватили.
Бугач выслушал разведчика молча, ни о чем не переспрашивая. Проголодавшиеся воины толпились вокруг, стараясь не нарушить раздумий своего предводителя, время от времени поглядывали на завершавших свою работу воинов у костра. А те, положив зажаренную тушу косули на подстеленные ветви прибрежных кустов, разделывали ее, ловко работая ножами, подносили и складывали куски мяса на поднос с тушками зайцев и куропатки. К трапезе было все готово.