Солнце просыпалось над Рябиновкой не спеша, будто и ему было лень вылезать из тёплого летнего одеяла. Первыми вставали куры – громко кудахтали под окнами, возмущённо перешёптывались, как будто обсуждали вчерашние новости. За ними – Мария Петровна, мать Дуняши. В халате с цветочками и с ведром в руке, она шагала по тропинке к коровнику, где уже ждали утренние дойки.
Дуняша проснулась чуть позже. Потянулась, заправила волосы в косу, умылась у старой раковины во дворе. Вышла на крыльцо, вдохнула полной грудью. Воздух был сладкий – как будто пах вареньем из малины и сеном.
Она поздоровалась с бабой Зиной, которая, как всегда утром подметала дорожку, и с Валерой Птицыным – почтальоном, который уже третий раз за неделю случайно оставлял газету не в тот ящик. Он кивнул Дуне, махнул рукой и тут же скрылся за поворотом.
Магазин хлеба находился в двух шагах – маленькое деревянное здание с вывеской, перекошенной от времени, но с душой. Дуняша пришла чуть раньше, протёрла полки, включила холодильник с кефиром и улыбнулась – всё, как всегда.
До обеда заглядывали бабушки за батоном, детвора за пряниками. Старый рыбак Павел Игнатьевич подошёл с пустым рюкзаком и ушёл с двумя буханками – «на уху», сказал он. Таня Лопата, как обычно, пробежала с выражением «я всё знаю, но никому не скажу» и купила одно пирожное.
А под самый полдень на тракторе, весело пыля, к магазину подъехал Генка.
– Здорова, Дуня, – усмехнулся он, подмигнув. – А у тебя кефир не просроченный?
– А ты сам проверь, – хихикнула она, протягивая ему бутылку.
Он посидел на крыльце, выпил кефир, пошутил что-то про свадьбу, а потом уехал обратно в поле. И Дуняша осталась снова одна – с пряниками, хлебом и мечтами.
После обеда она помогала маме по дому. Сбегала к Иринке, той как всегда надо было «поговорить по душам». У Иринки был вид будто она специально пришла в новом сарафане и вся такая «случайно накрашенная». Дуняша улыбалась и слушала, но в душе чувствовала, что что-то тут не так.
