Электричка мерно покачивалась, отбивая колесами убаюкивающий ритм. Володаров сидел на жесткой деревянной лавке и, подперев кулаком подбородок, задумчиво наблюдал за тем, как в окне мелькают поля и деревья. Монотонность происходящего навевала на него тоску, клонила в сон, но спать он не мог. Боялся пропустить нужную остановку. Хотя на самом деле это не имело никакого значения. Реши он в эту самую минуту плюнуть на все, сложить руки и поехать куда глаза глядят, все равно уснуть бы не удалось. Слишком шумно, да и сильный запах табака, смешавшийся со смрадом перегара и пота, казалось, проедал тонкую перегородку между переносицей и мозгом, словно кислота. В такой обстановке на трезвую голову попробуй поспи. Остается только сидеть и тоскливо смотреть в даль, будто ты старый философ, положивший всю жизнь на решение загадки бытия.
– Билет, – вдруг проскрежетал неприятный голос где-то справа.
Володаров повернулся, и окинул все тем же тоскливым взглядом вопрошающего. А вернее вопрошающую. Ею оказалась тучная женщина с короткими сальными волосами, закрученными в непослушные пружинки химией, тонкими губами, криво накрашенными ярко красной помадой, и непомерного размера грудью, которой можно встать сразу за несколько отчизн. Одета она была в строгую, почти военную, форму работника железной дороги.
– Билет, – все так же скрипуче повторила она, протянув вперед пухлую руку.
Володаров порылся в кармане ветровки, нашел заветный клочок бумаги и передал его проводнице. Она, слегка прищурившись, сперва посмотрела на пассажира, затем на бумажку, а после – снова на него.
– Куда едем? – с тонкой ноткой агрессии переспросила она, будто подозревая, что билет был подделан.
– Каменка, – выдохнул Володаров.
Проводница снова взглянула на билет, и вернула его владельцу.
– Что, бабка померла? – ее губы растянулись в гримасе, которая должна была быть похожа на улыбку, но что-то пошло не так. Помада, собравшаяся в уголках рта в комки, сделала лицо проводницы похожим на хищный оскал дикого животного, только что нагнавшего свою жертву.
– А? – не понял вопроса Володаров.
– Я говорю, что в Каменку никто кроме местных не ездит, а их я всех двоих в лицо помню. Вот и спрашиваю, бабка померла? На похороны?
– А… – нахальность и панибратство, с которым говорила проводница задели Володарова за живое, но он решил, что больше не пойдет на поводу у своего характера, стерпит. – Нет, я по работе.
– По работе? – удивилась женщина. – Это ж по какой такой работе можно ехать в Каменку? Неужто нефть нашли?
– Что? – Володарова удивил столь неожиданный вывод. – Какую нефть? Нет, я их новый участковый.
– Участковый, – повторила за ним проводница. – Участковый, это дело нужное. Но только не в Каменке. Село-то поди уже все повымерло. Ты лучше к нам, на электричку иди. Здесь тебе работы будет во! – она приложила ладонь ребром к горлу. – Что не день, то цирк.
– Извините, ничем помочь не могу, – уклончиво ответил Володаров. – Начальство направило в Каменку, значит там я нужнее.
Он отлично знал, что причина его назначения была совсем в другом. Никакому начальству он в Каменке был не нужен. Просто это самое начальство хотело избавиться от него, сплавить куда подальше от райцентра. Но говорить об этом проводнице Володаров не собирался.
– Ну, удачи тебе тогда, участковый. Смотри только остановку свою не пропусти, она неприметная, – не дождавшись вежливого ответа, проводница отвернулась и двинулась дальше по вагону. Пройдя совсем немного, она остановилась у какого-то пьяного мужика, спавшего на лавке. Недовольно закатив глаза, она набрала воздуха в свою необъятную грудь, и громогласно рявкнула: – Да что ж ты, едрить твою бога душу мать, делаешь?! Ты посмотри, а?! Гадина такая!
