Пролог,
в котором Помпилио и Сантеро не знакомятся
– Ваше полное имя? – Коротенькая пауза. – Пожалуйста.
Вежливое «пожалуйста» добавлено без издёвки, спокойным, размеренным тоном, и ответить алхимик постарался так же. С достоинством.
– Адам Сантеро.
– Звание?
– Фельдмайор Ушерской армии.
Полевая форма порвана в трёх местах, а левый рукав и вовсе держится на честном слове. К тому же форма грязная, вся в пятнах: где-то глина, где-то кровь; не форма, одним словом – обноски… Нет, всё-таки форма – мундир! Офицерский мундир, чтоб вас всех трижды в левый борт! И Адам, собрав в кулак оставшиеся силы, чётко добавил:
– Кардонийская Конфедерация.
Землеройки на мгновение сбились: удивлённый писарь отрывает взгляд от листа и таращится на пленного, офицер мрачнеет, но выдерживает взгляд Сантеро и продолжает спокойным, размеренным тоном:
– Часть?
«Никогда не подумал бы, что землеройки могут быть такими педантами. Для чего вопросы, если меня уже допросили и приговорили?»
Хотелось рявкнуть что-нибудь злобное, дерзкое, но вежливость врага заставляла вести себя соответственно. Вежливость врага нашёптывала: «Не надо терять лицо. Сейчас – тем более». И Сантеро продолжил в прежнем ключе:
– Двадцать седьмой отдельный отряд алхимической поддержки.
– Должность?
– Я не имею права отвечать на этот вопрос.
Писарь скрипит пером, старательно выводя на белой бумаге витиеватые закорючки. Вписывает очередное предложение в дело, которое будет очень коротким. Собственно, оно уже закончилось.
– Распишитесь, господин фельдмайор, – просит землеройка, и писарь поворачивает лист к пленнику. Чёрные закорючки едва доходят до середины, внизу полно места для размашистого автографа.
– Зачем? – не выдержал Адам. – Для чего расписываться?
– Собственноручная подпись лучшее свидетельство того, что экзекуция проведена именно над тем, кто был к ней приговорён.
– Экзекуция? – И вновь проклятые нервы! Сантеро знал, что впереди маячит смерть, но стоило забрезжить надежде, как язык затрепетал, задавая унизительный вопрос: – Я думал, меня казнят.
– Не будем забегать вперёд, господин фельдмайор. – Землеройка позволил себе ухмылку. – Пожалуйста, распишитесь.
– Раз вы настаиваете. – Адам сумел взять себя в руки.
– Благодарю.
– Не стоит.
Сантеро поставил автограф – пальцы, кстати, не дрожали, – мечтая лишь об одном: откусить и выплюнуть предательский язык, едва не опозоривший его перед врагом.
Офицер оценил. Дождался, когда писарь прокатит росчерк грубым, заляпанным чернилами пресс-папье, и поднялся из-за стола.
– Я знаю, что не имею права вам приказывать, господин фельдмайор, но будьте добры встать смирно.
Сантеро выпрямился и гордо вскинул подбородок. Плевать ему было на драный мундир и холод внутри, он офицер, он обязан с честью выслушать приговор.
– Заседание военно-полевого суда Двенадцатой бронебригады вооружённых сил Приоты. Рассмотрено дело военнопленного Адама Сантеро, фельдмайора вооружённых сил Ушера. Приговор: на основании третьей поправки к Военному кодексу Кардонийской Конфедерации приговорить фельдмайора Адама Сантеро к смертной казни через повешение.
Всё правильно: паровингерам, диверсантам, снайперам и алхимикам – виселица. Ах да, петля полагается ещё и сражающимся на нашей стороне эрсийцам, которых землеройки считают наёмниками. Ещё, по слухам, перед казнью эрсийцам отрезают носы и уши, но сейчас речь не об эрсийцах. Паровингерам, диверсантам, снайперам и… Адам знал, на что шёл, отправляясь в отряд алхимической поддержки, знал, что попадаться нельзя, и не собирался. Но попался, так получилось. А потому теперь он с трудом подыскивал подходящие слова.
Не подготовился.
– Приговор военно-полевого суда обжалованию не подлежит, – опередил Сантеро землеройка.
