«О, больше нет печали!
О, сладостное Больше нет!
О, чуждое мне Больше нет!
Близ мшистого берега, где бежит ручеек
На камне растет одинокий цветок.
И чувствую я дивный запах его,
В ушах раздается же только одно,
На очи мои навернулась слеза,
Да, прежнее счастье ушло навсегда…
В земле на три фута, ТЕПЕРЬ НИКОГДА!»
Теннисон, «Самоцвет», 1831
Лагерь на поле брани полон военных колесниц, громко ржущих лошадей и легионов длинноволосых воинов.
Разноцветный королевский шатер, безвкусно пестрый в своем варварском великолепии. Его льняные стены едва не провисают под тяжестью оружия. В центре возвышается обитое шелком сиденье, на котором восседает воин крепкого сложения и очень дикой внешностью. Он разглядывает пленников, которых подводят к нему по очереди. И судьба их решается согласно прихоти бессердечного деспота.
Сейчас перед ним стояла очередная пленница и обращалась к нему с неистовостью в голосе… Когда он слушал ее, с трудом сдерживая страсть на своем мужественном, но свирепом и жестоком лице, белки его глаз наливались кровью и вращались от ярости. Когда он наклонился вперед, зловеще глядя на женщину, то вся его свирепая внешность – спутанные волосы, нависающие над нахмуренными бровями, ширококостное, мускулистое тело с могучими руками, положенными на щит, стоящий справа от него – вынудила седоголового воина, расположившегося неподалеку, прошептать:
– Не стоит ждать пощады святой пророчице, угодившей в лапы Хлодвига! [1]
Пленница, стоявшая между двумя бургундскими воинами, пристально глядела в глаза бывшему салическому принцу, а ныне королю всех франков. Это была очень старая женщина с серебристо-белыми взъерошенными волосами, ниспадающими на ее худые, как у скелета, плечи. Несмотря на почтенные годы, она держалась совершенно прямо, а ее вдохновенные глаза гордо и бесстрашно рассматривали жестокое лицо коварного сына Хильдерика. [2]
– Да, король, – громким, звенящим голосом промолвила она. – Да, сейчас ты велик и могуч, но твои дни сочтены, и твое царствование продлится не более трех лет. Ты был рожден порочным и злобным… ты предательски относишься к своим друзьям и союзникам и награбил больше, чем кто-нибудь, носящий законную корону. Убийца своих ближайших родственников, в честном бою ты, помимо ножа и копья, пользуешься кинжалом, ядом и изменой, но будь осторожнее со служанкой Нертус! [3] [4]
– Ха-ха-ха, старая ведьма из Ада! – захихикал король со зловещей презрительной усмешкой. – Воистину, ты выползла из нутра твоей богини-матери. И ты не боишься моего гнева? Что ж, это хорошо. Но мне вряд ли следует бояться твоих пустых проклятий… мне, крещеному христианину!
– Это, конечно, так, – отвечала прорицательница. – Всем известно, что Хлодвиг отказался от богов своих отцов; что он навсегда потерял веру в предостерегающий глас белого солнечного коня и что, не боясь алеманов, склонил колени перед Ремигиусом Рейнским, назорейским служителем. Но разве ты стал соблюдать свою новую веру? Разве не ты хладнокровно убил всех твоих собратьев, что верили тебе, после твоего отступничества, как это было и прежде? Разве ты не присягнул в вере Алариху, королю вестготов, и разве не ты предательски убил его, вонзив копье ему прямо в спину, когда он отважно сражался с врагом? Неужели даже теперь твоя новая вера и новые боги учат твою черную душу изобретать самые мерзкие средства против Теодориха, который может лишить тебя нынешнего положения?.. Берегись, Хлодвиг, берегись! Ибо нынче боги твоих отцов восстали против тебя! Берегись, говорю тебя, берегись, ибо…
– Эй, женщина! – яростно вскричал король. – Женщина, прекрати свои безумные речи и ответь на мой вопрос. Где сокровища священной дубравы, накопленные жрецами Сатаны и спрятанные ими после того, как их разогнал Крест Господень?.. Ведь тебе одной известно про это! Отвечай, или, клянусь Небесами и Адом, я вырву язык из твоей поганой глотки!
