Мы сидели у меня на кухне в обветшалой хрущевке в Голосеевском районе. Заточив под водку очередную порцию жульена, которого принес мой друг, я пустился в причитания о всемирной несправедливости, однако никак не связанной с расовым угнетением или нечестным распределением полезных ископаемых. Меня интересовала лишь та часть всемирной несправедливости, которая имела непосредственное отношение ко мне. Что, в общем, является нормой для среднестатистического человека, коим я и являюсь.
Не сказать чтобы я был нытиком, но в последнее время жизненные обстоятельства складывались не в мою пользу. Мне изменила девушка, и я попал под сокращение на работе: вот такая незатейливая микротрагедия маленького человека. Как я уже говорил выше, я бы не причислял себя к интеллектуальной элите, но определённый культурный запрос у меня имелся, поэтому с Андреем, вторым человеком на кухне, мы познакомились на лекции по японской керамике и с тех пор довольно часто вместе убиваем время. Он лениво посмотрел на меня слегка красными от накурки глазами и, видимо, ожидая, когда я закончу свою сбивчивую тираду, чтобы наконец высказаться. От его взгляда мне сделалось слегка не по себе – было в них что-то от индейского шамана. Андрей увлекался духовными практиками и слыл, как ни странно, сведущим в восточной философии, вследствие этого некоторые из суждений о жизни, которые можно было от него услышать, казались чуждыми уму, замаринованном на христианских предрассудках. Но мне всегда становилось легче после разговора с ним. Для меня наши беседы носили скорее терапевтический эффект.
– Не, ты только себя послушай, дружище, ты радоваться должен, а вместо этого сопли тут разводишь. – Снова ты какими-то загадками говоришь. Чего это я должен радоваться случившемуся в моей жизни говну?
– Что за подростковый максимализм? Переживешь ты это. Возможно, это кармическая ответка за то, что ты в детстве не уступил бабушке место или замылил кому-то деньги. Кстати, когда ты мне мою сотку вернешь? Сансара подобна огромному морю, чье течение несет тебя сквозь года, и никогда не знаешь, куда тебя вынесет ее следующий поворот. Твой разум сейчас затуманен, и ты не можешь сейчас здраво взглянуть на ситуацию в целом. Оставайся невозмутим. Ну, бросила тебя твоя барышня, и что? Меньше хлопот, меньше трат, как финансовых, так и душевных. Ну а работа? А что работа? Кнехт, какая тебе разница – горбатиться до гробовой доски на одного феодала или другого? Все это ерунда, а все, что тебе остается – жить в суете, друг, или идти просветляться.
– Кнехт? Какое странное слово, небось в какой-то средневековой рпгшке вычитал. Нечего сказать, любишь ты своей щедрой дланью сыпать вечное, доброе и светлое. Но я-то знаю настоящую цену всей твоей абракадабры, которую ты регулярно выдаешь мне тут на-гора. Работаешь в магазине консультантом на нищенскую зарплату, живешь со своей престарелой бабулькой и после работы штудируешь свою камасутру при унылом свете галогенной лампы. По-твоему, стоять на голове и смотреть выключенный телевизор – это и есть так называемое просветление?
– Во-первых, не камасутру, а сутры, а во-вторых, это не я тут лью слезы над разбитым корытом так, будто оно было сделано из ценных пород дерева, а не из прессованных опилок. Возьми себя в руки и стань ты, наконец, мужиком, а то в следующей реинкарнации реснешься тараканом, как Замза, или жуком-навозником. А какое дело тараканам до девушек и работ? Хотя, если честно, то ты и так мало чем от жука-навозника отличаешься – катишь шарик своих привязанностей к гробовой доске.
