– Приехали, – сказал один из картежников и ткнул локтем сидящего возле окна человека в плаще-болонье. Тот не шевелился. – Эй, хозяин, доброе утро, приехали!
Он снова ткнул в светлый плащ и увидел наконец заспанную, помятую физиономию человека лет тридцати пяти, выслушал его «спасибо» и, отвернувшись, пошел с восьмерки, ее крыли валет и туз. Игра продолжалась.
Поезд подходил к станции. Замедляли свой бег мелькающие вдоль полотна дачи, окруженные садами, дома с небольшими двориками, пустующие футбольные поля, проплыли мимо остановка автобуса с толпой ожидающих, разрытая дорога и какие-то ржавые трубы; близился жаркий июньский полдень. Колеса стукнули на стрелках – и все исчезло, лишь стояли стеной вагоны – длинный товарный состав. Сажа и жара. Десять часов сорок две минуты.
– Без опоздания, – обрадовался человек в плаще и взял свой портфель, из которого торчала газета. – Чудеса, да и только!
Карточная игра была в разгаре.
– Угу! – промычал один из играющих, тот самый, что разбудил незнакомца. – А вы-то сами откуда, из Праги?
– Да, – ответил тот. – Разрешите пройти.
Игроки убрали ноги и отодвинули сумку. Стоя в проходе, человек в светлом плаще дожидался, пока поезд совсем остановиться, он тер заспанное лицо и поеживался. Наконец он вышел и двинулся вдоль перрона. Увидев в застекленной витрине с фотографией Штрбского плеса свое отражение, остановился и причесался. В двух шагах от него стоял постовой. Человек спрятал расческу и спросил, как пройти в отель «Крым». Постовой ответил, что он здесь, напротив вокзала.
– А химзавод?
– Тройкой до конечной.
– Где находится Боттова улица?
– На противоположном конце, у водохранилища, – ответил постовой и равнодушно взглянул на мятый плащ, который человек успел снять и перекинуть через плечо. – В самом начале пригорода.
– Спасибо, – поблагодарил неизвестный и, улыбнувшись, показал белоснежные зубы.
Потом неизвестный прошел в зал, в камеру хранения и направился к телефонной будке. В засаленной книге абонентов он нашел букву «Г»: Габриш, Галло, Гебура, Геологический институт, Гиер, Гласель, несколько Готовых, Големба, Голецкий, Голианова Анна, Боттова, 6.
Он дважды прочел номер – 29343 – и запомнил его.
Привокзальная улица поднималась вверх. На разорванной афише тигр прыгал сквозь огненное кольцо и нарядная лошадка склоняла голову перед человеком в цилиндре. Цирк зазывал к себе, суля сенсацию: «Международная программа…», «По возвращении из гастролей по Европе…».
Неизвестный достал железнодорожный билет и, разорвав его на клочки, бросил в урну.
– У тебя все? – спросил инженер Голиан, чувствуя, как потная рубаха прилипает к его спине. – Тебе в самом деле нечего больше сказать?
– Нет, Дежо, – ответил сидящий в кожаном кресле Бауманн. – Ты сам отказался, сам все бросил. Ты заявил, что тебя это больше не интересует и, как ты выразился, это «расточительство»… Но я так не считаю. Человеку необходимо за что-то зацепиться, чем-то заниматься, хотя бы по вечерам и по ночам… Очень часто мне казалось, что я на этом свете лишний. Это отвратительное чувство. Мне надоело, пойми.
Бауманн слабо улыбался, правая рука – на правом колене, старчески спокойное, иссеченное морщинами лицо. Он сидел и смотрел в окно. Оно выходило на узкий двор. Сразу же за окном поднималась вверх стена, над ней полуметровая полоска неба. Вентилятор гудел, разгоняя табачный дым. Голиан погасил сигарету и поднялся.
– Поступай как знаешь, – сказал он желчно.
– Хочу работать, приносить пользу, а не бездельничать.
– Но воровство и работа – вещи разные. Стеглик мне показал, нет, вернее, ничего он мне не показывал, я сам увидел, расчеты лежали на пульте, а я заглянул.
– Ну и что же?…
