«Парадокс»
2020
75-летию Победы СССР
в Великой Отечественной войне
посвящается
Глава 1
Шел шестой день войны.
Узнав о том, что Сталин вызывает его с докладом о создании реактивной артиллерии, народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Берия ощутил неприятный холодок в груди. Пробные стрельбы ракетной установки «БМ-13», разработка которой велась с 1933 года, состоялись 17 июня 1941 года на полигоне в подмосковном Софрино. За ними наблюдали нарком обороны Семен Тимошенко, начальник Генерального штаба Георгий Жуков, начальник Главного артиллерийского управления Григорий Кулик, нарком вооружений Дмитрий Устинов, нарком боеприпасов Петр Горемыкин и другие военные. Все были в восторге от увиденного. 21 июня, всего за несколько часов до начала войны, Сталин подписал приказ о срочной организации серийного производства нового оружия.
По предварительному штатному расписанию, определенному еще до софринских стрельб, Первая экспериментальная батарея «БМ-13» должна была иметь девять установок. Но заводы-изготовители не справлялись с планом. И это очень беспокоило Берию. Он знал, что Сталин возлагает большие надежды на формируемый род войск. Поэтому именно ему поручил курировать разработку нового оружия. И он сделал почти невозможное. Но в случае даже малейшего срыва пощады не жди, не помогут никакие былые заслуги, о них вождь даже не вспомнит.
Было немало и других причин для тревоги. Одно дело произвести пробный залп в спокойной обстановке, и совсем иное – в боевых условиях. Ситуация на фронте меняется с такой быстротой, что в любой момент батарея может оказаться в окружении. Ее судьба будет зависеть от командира и личного состава. А полной уверенности в их благонадежности у Берии не было. Набирать людей в сверхсекретную часть пришлось в спешном порядке, без тщательной проверки. Окажись в ней хотя бы один шпион или даже просто безответственный болтун, абвер может выйти на след батареи и захватить установку – и тогда уж точно не сносить головы…
Готовясь к совещанию в узком составе, Лаврентий Берия еще раз перечитал Сводку Советского Информбюро за 27 июня, перелистал утренние номера газет. Коба имел обыкновение проверять осведомленность своих ближайших помощников. Утешительного было мало.
На Шауляйском, Вильненском и Барановичском направлениях наши войска продолжали отход на подготовленные для обороны позиции, переходя на отдельных участках в контратаки;
На Луцком и Львовском направлениях противник ввел в бой крупные танковые соединения. Все его попытки прорваться были пресечены с большими потерями для обеих сторон;
На Минском направлении 3-я танковая группа Гота заняла Смолевичи, 2-я танковая группа Гудериана – Столбцы и вышла на южную окраину Минска. Оставлены Лида, Белосток, Барановичи. 3-я, 10-я армии и 6-й механизированный корпус оказались в окружении. 13-я армия, неся большие потери, ведет ожесточенные бои с превосходящими силами противника под Минском;
На Бессарабском участке фронта наши войска нанесли удар по противнику в районе Скулени, сорвав подготовку крупного наступления на этом направлении.
В ночь на 27 июня группа наших войск при поддержке речной флотилии форсировала Дунай и захватила выгодные пункты. Взято в плен 510 гитлеровцев, в том числе офицеров, захвачено 11 орудий и много снаряжения.
На всем участке фронта от Перемышля и до Черного моря наши войска прочно удерживают государственную границу…
Лаврентий Берия знал, что сводка не отражала трагизма сложившейся на фронте ситуации, а наши успехи преувеличены. У советских людей надо было создать впечатление, что руководство СССР контролирует ход событий, что отступление Красной Армии носит тактический характер, что по примеру войны с Наполеоном врага заманивают вглубь страны, чтобы затем нанести ему сокрушительный удар. Лишь бойцы на передовой, слушая подобные объяснения из уст политруков, подозревали, что что-то здесь не так. А о подлинном масштабе трагедии не знали даже на самом верху.
