– Ты хотел меня видеть?
Ночные разговоры в саду – традиция, которую ввел Данте Орсини еще будучи капо. В этот уголок, где росли кипарисы, самшиты, а плетистые розы оплетали старую каменную арку, он приглашал лишь с одной целью: сообщить что-то важное настолько, что человек, удостоившийся чести, либо возвышался, либо исчезал навсегда.
Став доном, Данте начал проводить такие разговоры чаще, но именно меня он до сих пор ни разу не вызывал. Тем более вот так – через Марко. Официально.
Он стоял чуть впереди, у заросшей плющом ниши с обнаженной нимфой, из кувшина которой струилась вода в небольшой мраморный фонтанчик. Черные брюки красиво облегали сильные ноги дона. Рубашка – обнимала крепкие плечи. Рукава в привычной манере были закатаны до локтей, выставляя на показ многочисленные татуировки, которыми была забита вся кожа вплоть до костяшек. Белоснежная ткань в темноте ночи и тусклом свете садовых фонарей могла соперничать по яркости с луной – правда, ту совсем не было видно из-за облаков.
Было немногим больше двух ночи. В это время Стальной Дон, выгуляв пса, возвращался в свое крыло, принимал контрастный душ и ложился спать. В редких случаях он мог позволить себе почитать перед сном, иногда – оставлял распоряжения. Но сейчас, по одной лишь позе, я понимала, что отдыхать дон Орсини в ближайшее время не собирался.
Он был напряжен. Его спина – идеально прямая, руки – заложены в карманы брюк. Взгляд устремлен вперед, туда, где между кустов крутился довольный Лео.
Данте не смотрел на меня. И это тоже было опасным звоночком.
Дон не спешил начинать разговор, делая вид, что наслаждается ароматом ночного сада, украшенного саженцами лаванды и лилий. Он поступал так всегда – я прекрасно знала эту манеру ведения диалога, когда дон намеренно игнорировал собеседника, заставляя того нервничать и теряться в догадках. Скрываясь в темноте, я неоднократно наблюдала, как несчастные обливались потом, нервно кусали губы и комкали собственную одежду. Но одно дело – видеть, как испытывают терпение других, и совсем иное – оказаться самой на их месте.
Мне бы хотелось поторопить Данте, спросить, что происходит. Но я молчала. Во-первых, потому что сейчас мое место в тени точно занимал кто-то из Кустоди, значит, мы были не одни. Во-вторых, потому что требовать чего-то от Орсини бесполезно. Он ничего не скажет, пока сам не будет готов.
Данте свистнул, подзывая пса. Лео, шурша листвой и ломая ветки, вылетел из кустов, но понесся не к хозяину, а ко мне. Ткнулся в ноги, подставил морду – не удержалась и погладила добермана между ушей. Хороший мальчик. Помнит, кто подарил ему такую сказочную жизнь.
– Я заключил союз с русскими, – заговорил Данте. Холодно и отстраненно, как и должен дон озвучивать свои решения.
– Я не буду тебя с этим поздравлять.
Мои отношения с русской братвой складывались тяжело. Я им не доверяла, они меня ненавидели. Поэтому, несмотря на все обстоятельства, я была на стороне тех, кто выступал против договора с Воронцовым. К сожалению, нас таких было всего двое.
Вопреки ожиданиям, Данте не стал меня одергивать. А я каждой клеточкой своего тела чувствовала, как накалялась атмосфера, поэтому не отрывала глаз от пса, доверчиво трущегося о мои ноги.
Лео мог перекусить руку, если к нему лез кто-то, кто ему не нравился. Мог вцепиться в глотку по приказу хозяина. Но обычно просто рычал, не подпуская ни к себе, ни к Данте никого чужого.
Но я – не чужая. Я – Тень, которая всегда рядом. Поэтому сообщить мне что-то важное можно было любым другим способом. В любом другом месте.
Но мы – здесь. Соблюдаем традиции. И я совсем не верила, что попала в число счастливчиков, которые возвышались после подобного разговора с доном. Мне просто некуда возвышаться. Зато падать… падать я буду не меньше чем с высоты небоскреба.
