(1) Необходимое объяснение
Давайте выясним все с самого начала: клуба с названием «КЛУБ» больше нет. Уже более двух лет его заседания не проводятся. Судьба большинства его членов печальна.
Поэтому книга, которую вы держите в руках, должна была называться «Посмертные записки клуба “Клуб”».
Я так было её и назвал. Но потом представил себе, как дух Чарльза Диккенса медленно материализуется в полумраке Вестминстерского аббатства, выходит на Victoria Street, ловит кэб, добирается до BAA Heathrow (кляня последовательно: нерасторопность лондонских кэбменов, погоду, перегруженный трафик, забитые парковки, погоду, вновь начавшуюся забастовку погрузчиков багажа, погоду, грузную мулатку за стойкой регистрации и весь пятый терминал целиком); летит в Москву, выясняет при помощи потусторонних сил и левых баз данных, где живет некий Polushkin; пару месяцев является ему ночами с криком «BOO!» и, добившись наконец полного расстройства психики указанного Polushkin’a, довольно тает в предрассветном сумраке ближнего Подмосковья.
Название, как видите, я изменил, но вынужден теперь давать пояснения. И первое из них: клуб «КЛУБ» больше не функционирует, что дает мне моральное право раскрыть некоторые материалы его заседаний. Этим правом я и собираюсь воспользоваться, начав с его (клуба) истории, А может быть, даже и предыстории, если таковую удастся отыскать.
(2) История (и предыстория) клуба «КЛУБ»
Несколько лет назад в июне я был приглашен к старому другу Вовке на ближнюю (дальняя у него в Италии) дачу. Не к Вовке, конечно, к Владимиру Владимировичу Порошину, какой он теперь Вовка. Ехать хотелось не очень, с учетом того, что месяцем раньше я чуть не сжег баню на той даче. Тогда отмечали его, Вовкино, сорокапятилетние. Гостей понаехало в два раза больше, чем ему исполнялось лет. Я был усталый, пьяный, злой и завидовал хозяину дачи раз в двадцатый, со дня нашего знакомства. Нет, в двадцать второй. В двадцатый раз было на предыдущий Новый год. И вот, не от зависти, а в честь дня рождения или, может быть, по какой другой внутренней необходимости я решил устроить у Вовки на даче настоящую праздничную иллюминацию, с последующим мордобоем. Не получилось. Канистра с бензином, из которой я поливал баньку, оказалась канистрой с водой, так что брошенная в лужу этой воды зажженная зажигалка «Зиппо», так и осталась там лежать как дура. Заодно и мордобой пришлось отложить. До лучших времен.
Так что ехать на ту же дачу снова не хотелось совсем. Но ехать было надо. Приглашение было персональным. Да и не было еще такого случая, чтобы кто-нибудь из посвященных пропускал 14 июня без уважительной причины.
Посвященных вместе со мной и Вовкой было шесть человек. Объясняется это не тайным каббалистическим обрядом и не масонскими, прости Господи, делами.
А вот чем.
Мы перезнакомились друг с другом осенью 1979 года, когда во вневедомственной охране Киевского района города Москвы открылись три вакансии сторожа и три – пожарника, потому что на Арбате для Министерства культуры СССР начали перестраивать доходный дом начала прошлого века. Стройку нужно было сторожить. Ну, так полагалось. Кто-то, может, как раз Вовка, подсуетился первым, устроился в набираемую бригаду сторожем, позвал своего приятеля, тот – знакомого, тот – своего. Оказалось в итоге, что в бригаде собрались студенты трех факультетов МГУ: филологического, исторического и журналистики. Работали мы парами: один сторож и один пожарник, по системе через два дня на третий. Для тех, кто не в курсе: день дежуришь, потом ночь, потом сутки отдыха. Кто из нас сторож, а кто пожарник помнили мы не твердо, да и состав пар определялся тем, кто в данный конкретный момент мог пропустить занятия. Но бабушке-бригадирше, проводившей внезапную проверку объекта (пятого числа каждого месяца), фамилии назывались в точном соответствии с графиком, висящим на стене сторожки – комнаты на втором этаже доходного дома с видом на внутренний дворик, будущий зимний сад. А бабушка была старенькая и лиц не запоминала. Приходила в сторожку, выпивала бутылочку Кагора и уходила довольная.
