Муна вошла в пору созревания, когда сохранить ей девичество
могла лишь очень большая удача. Или такого же размера невезение —
как посмотреть. И то, и другое было бы ее личной заботой, не будь
она княжной. А ее прелести — государственным достоянием. Кстати
говоря, уже обещанным правителю далеких Медных островов. Иная
княжеская дочь в свои девятнадцать давно имела бы охапку
наследников. Но хитростью и уловками Муне пока удавалось избегать
этой участи.
Вот и сегодня вечером присутствием княжны наслаждался вовсе не
благородный жених. А клыкастый зеленорожий полуорк. Он звался
стражем, и ему полагалось жалованье. Но кинжал в его лапище
неподалеку от белой девичьей шеи не мог быть оправдан соображениями
безопасности. Да и признать стража в разъяренном переростке с
бандитскими наколками мог сейчас только слепой. Кроме того, грубо
использовать княжеский ротик в столь фамильярной манере не входило
в его обязанности. И даже права. Однако именно это и
происходило.
«Это сон! — колотилось в сознании Муны, — просто сон! Таких
громадных дубин не бывает в природе!»
Однако грозно восставший конец вторгался в ее горло очень
правдоподобно, разрушая концепцию о сновидческой природе
происходящего. Он душил, терзал, заставлял кашлять и давиться.
Нежные растянутые губы звенели от трения. Громила возвышался над
ней, а ее дрожащие коленки разъезжались по полу все шире.
«Как же меня так угораздило?!» — мысленно содрогалась Муна, пока
в горло долбился увитый венами серо-зеленый ствол. Она подняла
глаза на хрипло стонущего и балдеющего полуорка и ощутила, что
между ножек стало жарко и липко.
***
Двумя днями ранее кабак «Красный гусь» ломился от воров,
головорезов и лиц сомнительной репутации. Лишь крайне внимательный
наблюдатель смог бы отличить одних от других в сутолоке и дыму. Вся
эта шайка уставилась на девку вызывающей красоты с медовой косой до
задницы, когда та полезла плясать на стойку. Холеное тело девицы в
лохмотьях прислуги напоминало бриллиант в компостной куче. Даже
мешковатые шаровары не могли скрыть дивных форм девчонки.
— Барышня, слазьте…— робко предложил хозяин таверны, протиравший
стаканы. Робость эта была вызвана отнюдь не мягкостью. Напротив, он
стал довольно тверд в отдельных местах, когда выразительные
полушария стали выписывать восьмерки прямо над его головой. Он
прекрасно знал, что за особа отдыхает в его заведении. И старался
лишний раз не нарываться на неприятности.
— Ну, ребята, веселее! — звонко крикнула Муна и швырнула
музыкантам золотой.
Флейтист задудел бодрую мелодию, скрипач стал вторить ему, а
гуляки поддержали нестройным «эхей» бесплатное представление.
Девчонка встала на руки и прошлась мимо кружек с элем так ловко,
будто всю жизнь странствовала с бродячим цирком. Пьянчуги
засвистели и захлопали. Вдруг Муна поскользнулась в луже сивухи,
ладонь ее уехала в сторону. В следующий миг она свалилась в объятия
потрепанного вида мужика, налегавшего на пойло.
— Гыыы… — попытался было познакомиться тот. Но собутыльник грубо
пихнул его в плечо:
— Эй, она падала ко мне в руки!
— Но поймал-то я!
Пока они выясняли, кому по праву принадлежит добыча, Муна
ускользнула и затерялась в толпе. Перед стойкой назревала драка.
Надо было отвлечь внимание и делать ноги.
— Всем эля за счет… ик… княжьего двора! — объявила Муна и
подкинула горсть серебра в воздух над толпой.
Что тут началось! Народ ахнул и упал на карачки собирать монеты.
Муна пробралась к выходу сквозь толчею, мимоходом прихватив чью-то
недопитую кружку. Пнула стройной ножкой дверь и вывалилась на
улицу.
Свистнула двумя пальцами извозчику и вскоре уже сидела в
открытой повозке.
— Вези меня... ик… на княжий двор! — молвила она.