Я очнулась от невыносимой боли в правом боку. От того, что меня переворачивали, словно я какой-то старый тюфяк. Приподняли и шмяк! – плюхнули на левый бок. Да больно так! Чьи-то настойчивые руки меня грубо щупали, прикладывали ко мне что-то холодное, смазывали тело жидкой пахучей дрянью. Они проделывали все это молча. Голова нещадно гудела, будто в нее запустили рой пчел. Опять приподняли и шмяк! – плюхнули на правый бок. Те же манипуляции проделали. Потом на живот небрежно опрокинули. Словно я и не человек, а тряпка безвольная.
Ощущения были те еще… Нестандартные. Все тело ныло. Еще бы! Если меня не прекратят так нещадно ронять на плоскость, что подо мной, то я вся в синяках буду. Пошевелить ни рукой, ни ногой не могу – как парализованная лежу. И рот почему-то не открывается. Пожаловаться на боль и попросить быть понежнее не получится. На глазах какая-то повязка силиконовая.
Затем мне что-то вкололи. Исчезло сразу все в единый миг. Не было ни времени, ни пространства. Звуки, запахи и краски стерлись в небытие. Не было даже меня самой. Я словно ослепла и оглохла – исчезла во тьме. Меня не стало.
Очнулась я в палате. Все белое – апофеоз стерильности. Больница? Вполне может быть. Только стены как бы сияют изнутри. Значит, краска дорогая, а не та дешевка, которой красят в наших больничках. Випка? Я в элитной больнице? Это кто же такой щедрый и за меня такие бабки готов оплатить? Почему я здесь? Что со мной случилось? Ничего не помню. А надо бы вспомнить…
– Эй, кто-нибудь! – прохрипела я.
Никто не отозвался. Тишина меня почему-то стала пугать. Какой-то нерациональный страх появился. Еще и пошевелить руками и ногами не могу. Хорошо, что хоть помню, как меня зовут. Мария Павлова.
– Эй, есть тут кто? Помогите! – прокричала громче.
Нет ответа. Жутко. Вдруг я тут одна? Про меня забыли, и я тут умру от голода и холода? Помирать не хотелось. Предпочитаю жить!
– А в ответ – тишина… – сказала я сама себе, подбадривая, пытаясь хоть так изгнать липкий страх. Захотелось разбить гнетущее безмолвие…
Пригляделась. Рядом нет никаких кнопок для вызова медперсонала. Привычная для пациентов российских больниц мебель отсутствует: ни тебе тумбочки, ни шкафа. Ничего. Кровать подо мной и не кровать вовсе, а какое-то устройство. Подобие стола в морге. Но лежать на нем удобно и мягко. Значит, точно не морг. Для трупов удобства не предусмотрены. Никто не приходит. Оборудование какое-то стоит, но я такое никогда не видела ни в кино, ни в реальной жизни. И так тихо работает, что в палате стоит мертвая тишина. Технологии будущего?
Прошло часа четыре, не меньше. Никто так и не появился. От нечего делать пытаюсь вспомнить, что было до этого. А «до» был понедельник…
Понедельник. День тяжелый, как говорится. В постели было тепло и уютно. Вставать не хотелось. На работу идти не было желания. И настроение на нуле. Я потянулась, посмотрела в окно, где солнце не наблюдалось, а по небу бродили хмурые свинцовые тучи, грозя дождем. Начала фантазировать, что же мне такого соврать, чтобы от работы отмазаться. Как же не хотелось выходить на улицу в сырую туманную холодрыгу!
Ничего приличного в голову не приходило. Все версии я уже жалостливо озвучивала своему непосредственному начальнику. Перебираю пригодные варианты, как откосить от работы. А тут еще и воспоминания проклюнулись.
Память – вечный провокатор совести, услужливо подсовывала моменты жизни. Как в последний рабочий день до корпоратива мы стояли в коридоре во время перерыва. И вдруг разговор пошел о дисциплине.
– Однажды шеф тебя на вранье поймает и небо с овчинку покажется. Ленивая ты, Машка, хотя и не без таланта. На нем и выезжаешь, – завистливо высказывал мне коллега Петя из отдела маркетинга.
