Кефирный человечек
.
– Бабушка!
– М-м-м…
– Бабушка, не спи!
– Я не сплю.
– Спишь! Я уже полчаса с тобой разговариваю, а ты молчишь.
– И о чём же ты со мной разговаривал, Сева? – Мария Васильевна протёрла глаза, поёрзала в кресле, взяла в руки выпавшие было спицы. И когда задремала? Не заметила. Хлопай теперь ресницами перед внуком виновато. Вон стоит, смотрит так серьёзно, в душу самую заглядывает. Когда успел вырасти? Человек уже. Хотя нет: пока ещё – человечек, к её, бабушкиному счастью.
– О важном. О важном разговаривал. А теперь не буду рассказывать. Всё равно ты не слушаешь.
– Ну прости, Севушка. Я и не заметила, как вздремнула. Может быть, ты сменишь гнев на милость?
– Нет.
– Ишь, ты. Так и будешь обижаться?
– Буду.
– А не боишься?
– Чего?
– Будешь долго кукситься и обижаться, прокиснешь.
– Как это?
– Как молоко.
– В простоквашу превращусь, ба?
– Или в кефир.
– Не хочу в кефир, ба. Он невкусный!
– Ну, может, тогда простим друг друга, а, Сева?
Внук задумался. Потом улыбнулся.
– Простим, ба.
– Вот и хорошо, – Мария Васильевна вздохнула с облегчением. Спицы застучали равномерно.
– Бабушка, а что же, обижаться совсем нельзя?
– Ну почему же нельзя? Немножко можно.
– А, если сильно обидели? Тогда – множко?
– Тогда – множко, – рассмеялась Мария Васильевна, погладила его по голове, – только всё равно нужно уметь прощать и обиды отпускать, а не то…
– Прокисну, – хихикнул Сева.
– Дак о чём ты со мной разговаривал-то, внучек?
– Да так, ба. Ни о чём. Можно я к Саньке пойду, в пятую квартиру?
– Можно. А зачем?
– Мириться!
Антонина Макаровна печёт наполеон на день рождения старшего внука. Дело, само собой разумеется, ответственное, поэтому с утра домочадцы: муж, Пал Сергеич (не стой столбом, окаянный, куры не кормлены, у поросят не чищено, о рыбалке забудь) и внучка младшенькая, Алёнка (сходи поиграй во дворе, да смотри к Жучке не лезь, уток не гоняй) – отправляются восвояси из летней кухни.
– Так этсамое, Тоня, – возражает Пал Сергеич, – я уже Михалычу пообещал.
– Ну, ба-а-а, ты говорила, что возьмёшь меня помогать! – не соглашается Алёнка.
– Ой, да делай, что хочешь, – отмахивается от мужа Антонина Макаровна. – Нет, внуча, в следующий раз, некогда сегодня, – от Алёнки. – Потом. Иди, и Ваську с собой забери, не мешайте мне за ради бога.
Она делает два вида теста. Для первого смешивает яйца, соду, гашеную уксусом, соль и два с половиной стакана пшеничной муки. Для второго вида – энергично перетирает маргарин с оставшейся мукой в крошку. Антонина Макаровна печёт наполеон.
Внучка, пока дедушки нет, идёт в сарайчик и набирает в кукольную посудку песок, цемент, камушки. И ещё каких-то смесей. Водички из ведра плеснула. Бабушка печёт, и Алёнка – тоже. И ничуть не хуже.
Антонина Макаровна утирает лицо рукой. Раскатывает первое тесто в тонкую лепёшку, выкладывает на него мучную крошку, складывает вдвое, снова раскатывает и так несколько раз. Алёнка подглядывает в окошко, повторяет и утирает лицо рукой. Бабушка в муке, внучка в песке, процесс идёт.
Антонина Макаровна делит тесто на 8 частей и прячет в холодильник. Готовит крем. Взбивает яйца с сахаром и с мукой, добавляет молоко. Варит на плитке, помешивая и напевая песенку. Алёнка ищет яйца в курятнике, у неё тоже будет настоящий крем. За Алёнкой гоняется петух, за петухом – Жучка, Алёнка за Жучкой, Васька шипит на заборе и обалдевает от происходящего. Петух не понимает, кто за кем гоняется и тоже обалдевает.
Бабушка формирует коржи и приступает к выпечке: ну, не подведите, родные. Алёнка раскатывает лепёшки на лавке и просит солнышко: ну, не подведи, родное! Никто, конечно же, не подводит: Антонина Макаровна достаёт румяные коржи и промазывает их кремом; Алёнка пытается отлепить свои от лавочки; куры носятся во главе с петухом и Жучкой по двору; Васька презрительно щурит левый глаз.
