Надя хлопотала на кухне, не обращая внимания на гудение уставших ног. Смена в клинике выдалась тяжелая – не присесть, но бывали дни и похуже:
– Не надо было меня дожидаться, знаешь ведь, что я поздно прихожу, – ласково упрекнула мужа молодая женщина.
– А ты знаешь, что я не люблю есть один, – буркнул Никита, не отрываясь от экрана смартфона, – с твоей работой я тещу вижу чаще, чем жену. Был бы хоть смысл вкалывать. За такую зарплату лучше бы дома сидела.
Надежда подавила раздражение. Она не первый раз слышала подобные патриархальные идеи от мужа. Но на одну его зарплату они бы просто не прожили. И так все свободные деньги вбухиваются в дачу, вместо того, чтобы откладывать хоть что-то и планировать жилье в ипотеку. Дача должна была стать их местом уединения, собственным островком, скрепляющим молодую семью. А стала яблоком раздора. Никита работал на пятидневке, а Надя – два через два, и то бывало смены тасовались, если кто-то из коллег уходил в отпуск или на больничный. Выходные на субботу и воскресенье выпадали редко. Никита стал все чаще уезжать на дачу один, и скоро Надежда возненавидела этот домик в садоводстве, забирающий все ее деньги, да еще и самого мужа.
Пельмени всплыли, и женщина начала вылавливать их из кастрюли. Снова закровоточил порезанный на смене палец, и Надя решила сменить тему:
– Сегодня у меня был овчар на приеме, щенок еще совсем. Представляешь, пчелы искусали, морда вздулась, и нос стал как у шарпея! Я скорее за преднизолон схватилась, пока ампулу открывала, палец порезала и не заметила. Хозяева кричат: «Кровь, у вас кровь!», – а я не понимаю, чего они всполошились…
Муж что-то тихо пробурчал в ответ. Надя поставила перед ним тарелку с пельменями, политыми сметаной, и переспросила:
– Что ты говоришь?
– Я говорю: как мне все это надоело!
Никита стукнул ладонью по столу, и у Надежды встал комок в горле:
– Пельмени надоели? Я понимаю, но когда было готовить-то… Впереди выходные, я придумаю что-нибудь вкусненькое.
– Да причем здесь еда! Наш брак с самого начала был ошибкой.
Никита продолжал говорить, чуть не срываясь на крик. Надю начало мутить, не то от голода, не то от стресса. Изо всех сил пытаясь подавить тошноту, она не расслышала последнюю фразу мужа и выдавила из себя:
– Что ты сейчас сказал? Повтори, пожалуйста.
– Мы с Кристиной встречаемся уже полгода. Она ни в чем не виновата, это я пригласил ее в кино тогда.
– Я помню. Я ведь сама предложила тебе сходить с ней, когда мне поменяли график. Ты хотел попасть на премьеру, а я в тот день была на сутках.
Надежду охватило странное безразличие. Будто все это происходит с кем-то другим, а она так, сторонний наблюдатель.
– Я сейчас пойду гулять, а когда вернусь, то не хочу тебя здесь видеть, – тихо, но твердо проговорила молодая женщина. Уже год как не стало ее верной Герды, дворняги с благородным сердцем, а привычка гулять в любую погоду осталась.
Надежда старалась уйти как можно дальше от дома, потому что сдерживать рыдания уже не было сил, а выставлять их напоказ не хотелось. Она никак не ожидала, что в такой поздний час мама выйдет встречать ее в коридор:
– Поругались, что ли? Быва-а-ет, – протянула Лариса, затягиваясь тонкой сигаретой.
– Мама! Сколько раз я просила вас с папой не курить дома! – крикнула Надя и чуть тише добавила, – не поругались, мы расстаемся, мам.
– Ты эту дурь из головы выбрось! Такими мужиками не разбрасываются. Не пьет, не обижает, работает, что тебе еще надо? Очередь-то из ухажеров, поди, не стоит?
С таким трудом сдерживаемые слезы вновь потекли по щекам горячими дорожками. Болезненный комок в горле мешал говорить, но Надежда все-таки смогла выдавить: